Эльнара. История принцессы

Возьми с собой эту игрушку, Эльнара. Ночами, когда на улице будет идти густой снег или проливной дождь, когда настырный ветер будет биться о твое окно, навевая беспросветную тоску и глубокое уныние, она поможет тебе отвлечься, согреет твое тело, а душе позволит помечтать о любви, в которой ты так сильно нуждаешься. Я смотрю, в последнее время ты что-то неважно выглядишь, дорогая? Ходишь бледная, словно бы чем-то озабоченная, под глазами темные круги. Думаю, все дело в том, что ты просто повзрослела, не так ли?

Шакира попала в точку. В часы бодрствования девушка старательно отгоняла мысли, вынуждавшие по ночам скручиваться ее маленькое изящное тело в жаркий клубок, отчаянно мечущийся на широком ложе. А уж после посещений купальни, приема бальзама и массажа, искушающих речей старшей подруги, после горячих игр то с фаллосом, то с бутылкой, Эли и подавно не находила себе места, терзаемая желаниями, недопустимыми для молодой незамужней девушки. Ее ясный разум восставал против, а невинное тело, в которое словно бы вселился дьявол, испытывало самую настоящую боль от неудовлетворенности.

Между тем зимние морозы незаметно сменились весенней оттепелью, и, хотя снег еще не сошел с большей части земли, в воздухе уже отчетливо ощущался головокружительный и непередаваемо чувственный аромат весны, будоража кровь невнятными надеждами и смутными мечтаниями, С замиранием сердца ждала Эльнара праздника Навруз, дабы осуществить давно задуманное, от чего зависела вся ее дальнейшая жизнь.

В один из погожих деньков Эли собралась погулять в саду. Когда она одевалась, зашла Шакира и, рассматривая вместе с ней гардероб, почему-то вдруг настойчиво попросила девушку одеть голубое платье, некогда принадлежавшее ее покойной матери, а к нему — жемчужное ожерелье.

— Ты просто не представляешь, милая, как ты в этом наряде необыкновенно хороша! — восхитилась подруга, протягивая Эли чашу с бальзамом.

— Прости, Шакира, но я не хочу больше пить этот напиток. Во-первых, я уже вполне здорова, а во-вторых, после бальзама я всегда чувствую себя слабой и безвольной, в общем, как будто бы я — это не я, — попыталась отказаться Эльнара.

— Дорогая, тебе ли, дочери лекаря, не знать, что все бальзамы обладают чудодейственной силой, способной поставить на ноги самого тяжелобольного человека! Конечно, я не могу навязывать тебе свою помощь, если ты не хочешь ее принимать, но сегодня на улице такая сырость, что я очень беспокоюсь за твое здоровье. Выпей, родная, эту чашу, и больше я не буду предлагать тебе целительных напитков, раз это тебе не нужно, но сейчас будь добра, уважь мой труд.

Отчаянно морщась, Эльнара осушила чашу до дна, при этом приговаривая:

— Какая кислятина! Перестоял он, что ли?

— Тебе показалось, милая, теперь все будет хорошо. — Шакира загадочно улыбнулась.

Набросив на плечи теплый камзол, отороченный голубой норкой, Эли вышла в сад, радуясь возможности подышать свежим воздухом и полюбоваться красотой просыпающейся от зимнего сна природы. Она гуляла в саду, время от времени поглядывая в сторону дома, откуда должна была появиться Шакира. Вдруг на дорожке, ведущей к дворцу, показался личный слуга ее деда по имени Ахмед — долговязый худощавый человек с небольшими круглыми глазами, похожими на две черные бусинки, прозванный прочей дворцовой прислугой Селедка, а иногда еще беднягу называли Тухлой рыбой. Ахмеда, вечно знавшего все и обо всех, в доме Сатара недолюбливали все, кроме хозяина, ценившего его за преданность и многолетнюю безупречную службу. Зная об этом, он редко с кем говорил, неожиданно появляясь там, где его не ждали, и буравя окружающих своими цепкими, все замечающими глазками. Эли никогда прежде даже не слышала его голос, а потому очень удивилась, когда, бухнувшись ей в ноги, он вдруг по-бабьи заголосил-запричитал:

— О госпожа! Вели отрубить мне голову, но я не смею огорчить тебя тяжелой вестью…

— Что случилось? — испугалась Эльнара.

— О горе мне, горе! Да кто бы мог такое предположить, да думал ли я, что на старости лет мне выпадет участь стать вестником печали! О несравненная госпожа, будь великодушна, вели отрубить мне голову! Всевышний видит, я не смею огорчить тебя печальной вестью…

— Ахмед, не томи души, говори быстрее, что случилось? — взмолилась порядком напуганная девушка.

— За что такая несправедливость? — Ахмеда душили горючие слезы. — Не успев обрести уют домашнего очага, заботу и ласку безмерно любящего тебя деда, ты, моя прекрасная госпожа… — Ахмед зарыдал, в отчаянии заламывая руки.

— Ахмед, пожалуй, я действительно велю отрубить тебе голову… — нахмурилась Эли.

Слезы на глазах слуги мгновенно высохли, проворно вскочив на ноги, он вдруг бойко затараторил:

— Беги быстрее в дом, госпожа! Твой дед, честнейший и справедливейший, мудрейший и добрейший Сатар из славного рода Каиров, готовится покинуть эту бренную землю и вознестись на Небеса. Поторопись, он хочет проститься с тобой.