Эльнара. Путешествие за море

Пылкий испанец, упорно не желавший мириться со своим возрастом, все больше испытывал настоятельную потребность в острых ощущениях. В погоне за наслаждениями он не считался абсолютно ни с чем. Сейчас, направляясь на задний двор своих владений, куда никогда не допускались посторонние люди, Фернандо испытывал приятное возбуждение при мысли о предстоящей ночке в объятиях юной восточной красавицы, выглядевшей очень соблазнительно даже в этой уродливой беличьей шубе. Синьор Карерас был по натуре эстетом, а потому невольно передернул плечами, вспомнив нелепый, с его точки зрения, наряд красивой дикарки. Это легкое движение было тотчас подмечено его ретивыми слугами, и они, вообразив, будто хозяин собирается высказать свое недовольство по поводу их нерасторопности, удвоили свои усилия, дабы скорее поставить на колени упрямого толстого степняка. Посмотрев на их ничтожные старания, испанец тонко улыбнулся и вдруг, резко размахнувшись, стегнул хлыстом по лицу хоршика, не ожидавшего такого удара. На его широком лбу и круглых щеках выступила кровь. Султан попытался прикрыть лицо руками, но следующий, еще более сильный удар одновременно обжег его руки и плечи. Ему не удалось удержать равновесие, и, против своей воли, он упал ничком на засыпанную снегом землю. Слуги Карераса не замедлили воспользоваться этим случаем и тотчас же поставили упрямого хоршика на колени. Оперевшись одной ногой на небольшой валун, оказавшийся здесь так кстати, испанец приступил к допросу:

— Если хочешь сохранить свою паршивую голову на плечах, ты, подлый негодяй, должен отвечать на все мои вопросы предельно правдиво. Я хочу знать, какую порчу ты собирался навести на мой дом, когда принялся строить у ворот странный предмет из снега, пользуясь временным отсутствием привратника?

— Я уже объяснил привратнику, — Султан, руки которого оказались скручены за спиной крепкой веревкой, а на раненые плечи с двух сторон давили два рослых лакея, попытался приподнять голову, — что никаких дурных намерений относительно вас я не имел, господин. Да, от нечего делать я вылепил из снега печку и котелок для плова… Так называется восточное блюдо… Но и только. Что в этом такого ужасного? Неужели из-за этого я вынужден терпеть столь несправедливые муки?

— Здесь вопросы задаю я, — сухо заметил высокомерный испанец, а в следующее мгновение его тонкий, но неимоверно жгучий хлыст вновь прошелся по незащищенному лицу Султана, отчего на глазах невольно выступили слезы, — это во-первых, а во-вторых, жалкий человечишко, не тебе судить о том, что справедливо, а что нет. Я спрашиваю, кто тебя подослал: мои давние враги из Испании или, быть может, недруги из соседней Франции? Для кого ты старался, вылепливая из снега у самых ворот моего дома эту дурацкую печь и котел? Зачем ты забросал свой котел камнями? Отвечай поживее!

— Эти камни изображали мясо, без которого невозможно представить себе приличный плов, — ответил измученный хоршик.

— Знай, если ты не перестанешь мне нагло лгать, очень скоро я тебя самого превращу в это мясо и брошу на съедение бродячим псам, — зло прошипел Карерас. — Что за ерунду ты мне мелешь, негодяй? Вздумал отнимать мое драгоценное время своими глупыми сказками? Лучше тебе, голубчик, сознаться по-хорошему в том, что ты занимаешься колдовством! А колдовство на территории Ланшерона запрещено Указом короля, так что тебе придется очень даже несладко.

— Я — не колдун! — вскричал Султан, пытаясь приподняться на ноги. — Поверьте, господин, я обычный человек, привыкший честным трудом зарабатывать себе на кусок хлеба.

— Боюсь, работать тебе, подлый обманщик, еще долго не придется. Если вообще когда-нибудь придется, — усмехнулся синьор Карерас, после чего приказал слугам: — Всыпьте этому негодяю двадцать ударов палками. Я хочу отбить у него всякую охоту к непотребным делам. Скорее всего, он не выдержит этого испытания, а потому, когда стемнеет, сбросьте его паршивое тело в реку, да не забудьте подвесить камень потяжелее. Мне не нужны лишние разговоры в городе об этом.

Внезапно почувствовав острый голод, что случалось с Фернандо всякий раз, стоило ему устроить себе какое-нибудь маленькое развлечение, он направился в столовую. По крикам, доносившимся с заднего двора, испанец пытался определить усердие своих слуг, взявшихся за истязание спутника той самой красавицы, о которой Карерас, отвлеченный забавным приключением, чуть не позабыл.