— То, что вы умеете заработать себе на кусок хлеба насущного, — это весьма похвально, сударыня, — медленно произнес мсье Адене, внушив таким началом речи надежду несчастной девушке, и, буравя ее характерным для глядельщиков неприятным ощупывающим взглядом, неожиданно добавил: — Однако я считаю, что молодой и столь привлекательной особе, как вы, вовсе не обязательно работать днем и ночью, дабы решать материальные трудности. Можно вполне ограничиться одной только ночью, а днем пребывать на заслуженном отдыхе, — мужчина сделал паузу, выжидательно глядя на растерявшуюся девушку.
— Что вы имеете в виду, сударь? — пролепетала Эли.
— Я хочу сказать, сударыня, что меня всегда привлекали миниатюрные хорошенькие женщины, — важно произнес Адене, выпрямившись в кресле, дабы казаться повыше ростом, — а потому мы с вами легко можем найти компромисс, заключив выгодную и весьма приятную сделку: ваши нежные объятия в обмен на свободу этого паршивца. Лучшего предложения, уверяю вас, просто не может быть! Но куда же вы, сударыня? Я еще не все договорил…
Сдерживая рвущиеся из груди рыдания, Эльнара бросилась на улицу, едва не сбивая с ног попадавшихся на пути глядельщиков.
Эльнара и король
Всю ночь Эльнара проворочалась, не в силах уснуть от одолевавших ее тяжких дум, а на следующий день решила обратиться за помощью к королю Генриху. Ведь о нем в свое время дед Гане сказал немало добрых слов, особенно отметив бесстрашие на поле брани, стремление к справедливости и глубокую человечность в обычной мирной жизни.
Яркое зимнее солнце весело светило на чистом небосводе, когда девушка после долгих расспросов столичных жителей, не слишком приветливых в общении с чужаками, наконец оказалась на большой площади перед дворцом ланшеронского монарха. Она сразу узнала и эту вымощенную булыжником площадь, и примыкающий к ней густой лес, и красные башенки на крыше величественного здания. Все было в точности как в том удивительном сне, что сыграл свою немаловажную роль, когда они с Султаном приняли решение покинуть гостеприимный Фаркон, дабы отправиться в Ласток, суливший более осмысленную и насыщенную событиям жизнь. Больше всего Эли манила надежда встретить здесь своего любимого Сержио! Но пока на головы гостей с немыслимо далекого ныне Востока сыпались одни только нескончаемые беды.
Эльнара постучала маленькой деревянной колотушкой в дверь, находившуюся рядом с очень высокими и широким воротами. На уровне человеческого роста в двери было прорезано небольшое окошко, которое по обыкновению было задвинуто фанерной дощечкой. Важно заметить, большинство жителей Ланшерона имело высокий рост и крепкое физическое строение, поэтому окошко располагалось гораздо выше, чем могла дотянуться миниатюрная девушка, вставшая на цыпочки. Неудивительно, что выглянувший на стук рослый усатый стражник удивленно повертел головой в разные стороны и, никого не обнаружив, вновь закрыл окошко дощечкой, чертыхаясь и на чем свет кляня бессовестных шутников, нарушивших его сладкий сон. Эли пришлось долго стучаться, прежде чем из-за дверей послышался ответ, правда, на сей раз распалившийся гневом страж не стал выглядывать в приоткрытое окно, а лишь грозно прокричал:
— Эй, вы, негодные насмешники, лучше вам уйти отсюда подобру-поздорову, пока я сам к вам не вышел и не отлупил дубовой палкой! А не то и вовсе отведу в контору господина Адене! Тогда, негодники, вам придется провести рождественские праздники в холоде и одиночестве!
Следует сказать, что пресловутый господин Адене, которым королевский охранник пугал воображаемых шутников, в не столь давние времена сам нередко стоял под этими воротами, отчаянно подпрыгивая и пытаясь докричаться до стражников, находившихся по ту сторону крепких и очень высоких ворот. Порой бедному начальнику глядельщиков, в особенно невезучие для него дни, приходилось часами мокнуть под проливным дождем, или стучать зубами от холода, или страдать от невыносимой жары. Так бы и мучился мсье Адене, если б один из его ретивых подчиненных, будучи однажды в Париже, не догадался приобрести для своего начальника поистине карликового роста игрушечный свисток. Свисток издавал настолько громкий и пронзительный звук, что, заслышав его, охранники сначала от неожиданности хватались за сердце, а потом, дабы унять этот невыносимый свист, стремительно бросались отворять дверь, на радость торжествующему господину Адене.