— Безвинных людей на виселицу не отправляют, — с важностью заметил стражник, вполне оправившись от пережитого испуга. — Каждый житель славного королевства Ланшерон, будь то простой землепашец, ремесленник, торговец или такой же служивый человек, как и я, твердо знает, что, если он будет честным трудом зарабатывать свой кусок хлеба, ему нет никакой нужды опасаться тюрьмы, а уж тем более виселицы, ибо надежной порукой тому служат честность и справедливость нашего великого короля Генриха Бесстрашного! — и после этой нравоучительной тирады с явной ехидцей в голосе добавил: — Видать, твой дружок, красавица, и в самом деле натворил что-то шибко нехорошее, коли его хотят на виселице вздернуть. Пусть теперь пеняет на себя. А ты поплачь о нем да забудь — мало ли на свете других, более достойных кавалеров, всегда готовых утешить смазливую девицу, — охранник выпятил грудь колесом и важно» подбоченился.
— Это кто честным трудом зарабатывает свой кусок хлеба? — дивные очи до глубины души возмущенной Эльнары засверкали гневом. — Не ты ли, плут, совсем недавно каялся тут в совершенном на пару с товарищем гнусном воровстве? Да видно, покаяние твое было не от чистого сердца?!
— Помолчи, глупая! — оглядываясь по сторонам, испуганно зашикал на девушку Шорне. — Да что ты понимаешь…
Стражник не успел договорить, как огромные ворота небесно-голубого цвета внезапно распахнулись, и мимо опешивших от неожиданности Эльнары и Шорне стремительно пронеслась на конях большая группа нарядно одетых мужчин и женщин. Возглавлял кавалькаду восседавший на прекрасном черном скакуне широкоплечий рослый всадник с развевающимися на ветру светлыми волосами, доходившими ему до самых плеч, пронзительным взглядом синих глаз и толстым шрамом над его правой бровью. Эли без труда узнала в этом всаднике короля Ланшерона Генриха Бесстрашного.
Пока она размышляла над тем, как ей теперь быть, за спиной вдруг раздалась громкая ругань. Начальник королевской охраны отчитывал своего нерадивого подчиненного, который, зная о предстоящем выезде Его Величества, должен был дежурить у входа, дабы вовремя открыть ворота, а он, видишь ли, невесть зачем вышел на улицу. Из-за этого начальнику пришлось самому сломя голову нестись к воротам, поскольку второй стражник, обычно дежуривший вместе с Шорне, сегодня утром отпросился домой по нездоровью. Из этого случайно услышанного разговора девушка узнала, что Его Величество король Генрих Бесстрашный по приглашению французского короля отправился в Париж на празднование Рождества и вернется обратно не ранее чем через пять дней.
Потрясенная столь ужасным известием, Эли поспешила в тюрьму, расположенную бок о бок с конторой глядельщиков, где обычно содержались граждане, преступившие закон, до вынесения им приговора. И здесь ей, можно сказать, повезло: в этот день дежурил тот самый охранник, через которого она за небольшую мзду в виде серебряного луза уже передавала Султану его теплый чапан и корзину с провизией. К счастью, в запасе у Эли оставалось несколько серебряных колечек, которые во время недолгого пребывания в персидском городе Мешхеде, где Султану необычайно везло в игре, он подарил ей в память об удивительном путешествии. После того как одно из этих колец перекочевало в карман сурового служителя тюрьмы, его словно высеченное из камня, строгое лицо приняло более человечный облик, и стражник охотно поделился с девушкой известными сведениями. Он рассказал Эльнаре, что по традиции, установившейся в королевстве Ланшерон с незапамятных времен, на время рождественских праздников по всей стране приостанавливается работа судов. Суд обычно состоит из семи человек, а именно: начальника службы глядельщиков, двух представителей городской ратуши и четырех наиболее уважаемых горожан. По словам охранника, господин Адене настаивает на вынесении смертного приговора Султану. Ну, а поскольку в вопросах смертной казни последнее слово всегда остается за Его Величеством королем, стало быть, судьба бедного друга Эли будет окончательно определена аккурат к Новому году. Не исключено, что по случаю всеми любимого праздника грозящая ему виселица может быть заменена пожизненной каторгой на севере страны — местности хоть и суровой, но в сравнении с сырой могилой несоизмеримо более приятной.