Правда, у Япара ничего нет за душой: ни семьи, ни лошади, ни избы — как говорится, ни кола ни двора. Его ревизскую землю давно уже отдали другому хозяину. Но по новому столыпинскому закону Япар имеет право потребовать от общества свой надел и затем распорядиться им, как ему заблагорассудится, то есть продать. А всем известно, что Панкрат Иваныч без звука выложит за эту землю триста рублей.
Панкрат Иваныч — человек добрый, поит Япара водкой, потчует калачами, ничего не жалеет, взамен лишь об одном просит, чтобы Павыл и его дружки-приятели погромче кричали на сельском сходе, когда будут решать, принимать Панкрата Иваныча в сельское общество или нет.
— Об этом, Панкрат Иваныч, не беспокойся, — уверяет захмелевший Павыл, — все сделаем по твоему желанию!.. Всех перекричим!..
Но Панкрат Иваныч обхаживает не одного Япара: приезжего землемера он поселил у себя в горнице, земскому начальнику отпускает товары из своей лавки в кредит, старшина и старший писарь в последнее время зачастили к лавочнику в гости.
Когда Егор Пайметов обо всем этом рассказал Григорию Петровичу, учитель призадумался: надо что-то предпринимать. Жаль, Василий Александрович уехал на стекольный завод да что-то долго не возвращается, а сельский сход вот-вот соберется.
Григорий Петрович и Егор Пайметов решили, что надо постараться, чтобы лавочнику не удалось обмануть мужиков и пролезть в общество.
Григорий Петрович и Егор беседовали с мужиками, бедняками, объясняли им:
— Лавочник и так прибрал вас к рукам, а если получит землю, то станет над вами полным хозяином. Да что там хозяином, он вас так зажмет в кулак, что вы вздохнуть не сможете.
Некоторые мужики соглашались с ними, а иные возражали, что, мол, без богатых людей и бедному человеку не прожить и что, если говорить правду, Панкрат Иваныч живет по-божески, никого в деревне не обижает…
Но вот подошло воскресенье — день схода. В караулку на сход народу набилось полным-полно. Даже когда приезжали становой и земский начальник, здесь не собиралось столько людей. А сегодня, если хозяин сам не смог прийти, то прислал бабу или кого-нибудь из детей. — У женщин и подростков из-за пазухи торчали горлышки пустых бутылок.
Когда Григорий Петрович и Егор Пайметов входили в караулку, Панкратов батрак и Павыл Япар как раз ставили на стол трехведерный бочонок водки. Около них с пустым ведром в руках стоял сам Панкрат Иваныч.
За столом сидели аркамбальский староста и сельский писарь, Григория Петровича из уважения к его учительскому званию посадили рядом с писарем. Егор сел среди мужиков.
В обычные дни в караулке тоже толкутся люди, шумят, точат лясы, рассказывают сказки. Но сегодня здесь тихо. Мужики выжидающе поглядывают то на старосту, то на лавочника, то на Григория Петровича, удивляются: чего учителю-то нужно на сходе? До Григория Петровича в Аркамбале был другой учитель, так он за все пять лет ни разу не заглянул в караулку.
Многие из вас, дорогие читатели, никогда не были на дореволюционном деревенском собрании — сельском сходе — и поэтому не представляете, что это такое.
Придя в караулку, мужики рассаживаются на лавки, кому не достанется места на лавке, садятся на пол или стоят, прислонившись к стенке, и при этом все первым делом свертывают цигарки и закуривают. Поэтому в караулке всегда висят облака зелено-синего дыма. Некурящему человеку в таком дыму долго не выдержать.
Как-то в детстве отец послал меня вместо себя на сход в караулку. Я пошел, сел с краю на лавку. Сижу, слушаю. Табачный дым в караулке клубится облаком. Я сидел долго, потом у меня закружилась голова. Я встал и хотел выйти, но тут же упал на пол. Меня вынесли на улицу на руках. После этого случая у меня пропала всякая охота ходить на сходки.
Григорию Петровичу было трудно сидеть в душном дымном помещении, но он твердо решил продержаться до конца.
Панкрат Иваныч налил из бочонка полное ведро водки, поставил на стол. Рядом с ведром поставил две большие кружки. Он зачерпнул кружкой водку и широко перекрестился.
— За общество, — сказал лавочник и выпил кружку до*дна. Он снова зачерпнул полную кружку и протянул ее старосте.
Староста кружку в руки не взял, кивнул, чтобы Панкрат Иваныч поставил на стол.
— Уважаемое общество, — сказал староста — вы все знаете Панкрата Ивановича. Он уже давно живет в нашей деревне. Ничего плохого мы от него не видели.
— И хорошего тоже не видели! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Дайте мне сказать, потом вы будете говорить, — повысил голос староста. — Панкрату Иванычу нужен приговор общества, чтобы записаться в общину нашей деревни.
— Так он небось после приговора землю потребует? — опять перебил кто-то старосту.
— Конечно, крестьянина без земли не бывает, — пояснил Павыл Япар.
— А вы думаете, за здорово живешь, что ли, вам три ведра водки выставили? — поддержал Павыла кто-то из приятелей.
Этот момент Григорий Петрович посчитал самым удобным для выступления. Он встал и спросил:
— Миряне, разве у вас имеется лишняя земля?
Григорий Петрович говорил совсем тихо, но его услышали в самых дальних углах.