Элнет

— Семен, ты ему все объясни, — сказал дед Метрий, проведя морщинистой ладонью по своей седой бороде. — Мы не ради злодейства, не из озорства на это пошли, сам знаешь, сколько хлеба уродилось в прошлом году. Да и тот, что уродился, для еды негодный…

— Еще бы не знать, у самого отец от такого хлеба умер.

— А моя жена до сих пор не может разогнуть пальцев, — сказал один мужик.

— Скажи, Семен, все, как есть, скажи. Скажи, что помираем с голоду. — Мужики вытолкнули Семена вперед.

Очутившись- перед земским начальником, Семен растерялся и не знал, как начать разговор. А Матвей Николаевич так и сверлил его глазами.

То, что мужики вытолкнули Семена вперед, Зверев понял по-своему:

— Значит, ты, Семен Фадеич, зачинщик? Вот не ожидал. От кого же ты научился такому скверному делу?

— Я… барин… мы… зачинщик у нас нету… Сам, барин, знаешь… Хлеба нет… кочкать^[18] нельзя…

Семен обернулся назад. Толпа притихла, стояла безмолвно. Только Каври высоко поднял голову. Его взгляд словно говорил Семену: не бойся!

Горящий взгляд Каври увидел не только Семен, заметил его и земский начальник.

— А вот этот у вас кто такой? — спросил он.

— Уволенный в запас, матрос Балтийского флота Гаврил Печников! — отрапортовал сам Каври.

Становой пристав что-то тихо сказал земскому начальнику.

— Значит, ты здесь учишь народ бунтовать? — закричал Зверев.

— Никак нет, не я! — отчеканил Каври. — Это голод учит.

— Господин пристав, заберите этого матроса!

— Урядник, взять! — рявкнул становой.

Урядники и стражники обнажили шашки.

— Барин… барин… не он зачинщик, — закричал Семен. — Наше хлеп нет… умираем…

— А, ты вздумал защищать его? Значит, ты с ним заодно? Господин пристав, взять и этого мерзавца! Остальных разогнать, а там разберемся.

Земский начальник сел в тарантас. Семена и Каври повели двое стражников в Аркамбал, остальные урядники и стражники принялись разгонять толпу плетьми и пинками.

За этот «бунт» многих шеръяльских марийцев волостной суд приговорил к наказанию розгами. Семен полгода просидел в царевококшайской тюрьме. Каври сослали в Сибирь…

…Два человека в Аркамбале — доктор и становой пристав — живут с женами невенчанные, в гражданском браке. Жена доктора — частая гостья у Зверевых; приставша однажды явилась с визитом, но встретила холодный прием и на второй визит не решилась. Сам Зверев иногда заходит к доктору, в доме пристава не бывает.

Вспомнив про пристава, Григорий Петрович вздрогнул: завтра кончается срок, данный ему становым. Что делать? Как быть? Да-а, попал ты, Григорий Петрович, в беду. Конечно, самое разумное сейчас — скрыться, уехать в какой-нибудь большой город. Но этого сделать нельзя, теперь на тебе ответственность за судьбу Чачи.

«А что тут особенного — бросить и уехать, не ты один так поступаешь», — промелькнула было гнусная мысль, но Григорий Петрович тотчас же прогнал ее: нет, нет, он не может так поступить!

В это время Чачи проснулась и позвала его.

Он вышел в спальню. Чачи преданно и нежно смотрела на него, он не удержался и бросился её целовать. Чачи зарделась, как мак.

— Хватит, Григорий Петрович, пусти…

— Чачи, теперь ты моя жена. Никому на свете я тебя не отдам! Садись и слушай. Нам с тобой и так было бы хорошо, но по закону мы должны обвенчаться. Сейчас иди домой, наверное, отец уже вернулся. Я приду к вам немного погодя.

Чачи ушла, а Григорий Петрович снова погрузился в воспоминания и мысленно прошел весь свой жизненный путь вплоть до сегодняшнего дня…

Окончив двухлетнюю аринскую школу, он решил поступить учиться в Казанскую учительскую семинарию. Отцу и матери не верилось, что его примут.

— Небось и без него народу туда наедет немало, — с сомнением говорил отец. — Ну, ничего, пусть съездит, хоть город увидит.

И верно, в тот год в семинарию приехали поступать больше трехсот мальчиков: из Казанской, Самарской, Саратовской и Уфимской губерний, из Сибири, Средней Азии и с Кавказа, русские, якуты, калмыки, киргизы, башкиры, чуваши, удмурты, мордвины, грузины. Даже из далекого Уссурийского края привезли пятерых корейцев. Марийцев было семнадцать человек.

Из-всех приехавших учиться приняли в семинарию лишь тридцать два мальчика. Трое из них были марийцы..

Ровно неделю шли экзамены. Учителя семинарии установили такой порядок: кто сдавал экзамены на отметку ниже тройки, тот к следующим экзаменам не допускался, и ему сразу же возвращали документы. К последнему экзамену осталось сорок пять ребят. Ни у одного из них не было троек, у всех были только четверки и пятерки.

Григорий Петрович шел вровень с одним мальчуганом из Царевококшайского уезда. У них обоих были совершенно одинаковые отметки, можно было бы подумать, что они списывают работы друг у друга. Но они ни разу за все экзамены не сидели рядом, лишь на последнем их посадили за одну парту. Решался вопрос, кого из них примут. На этом экзамене нужно было по-русски написать сочинение: «Как я приехал в Казань». За это сочинение Григорий Петрович получил четыре, а царевококшайский — двойку. Григорий Петрович стал семинаристом.