Элоиз

Мне вдруг стало ужасно стыдно. Ведь Иви права. Депрессия парализовала меня в один из самых важных для Иви периодов жизни. Я погрузилась в свою депрессию вместо того, чтобы по-матерински поддержать ее. Я словно ослепла — перестала видеть переживания своих детей, именно когда была нужна им больше всего.

Крис хотел что-то сказать Иви, но я остановила его. Подавшись вперед, я обратилась к дочери:

— Солнышко, никто тебя не затыкает. Мы все тебя любим, даже Том. Правда, Том?

Я кинула в сторону сына многозначительный взгляд, и, надо отдать ему должное, он взял сестру за руку и сказал:

— Да ладно тебе, Бивз. Я не всерьез.

Ссора закончилась так же быстро, как и началась. Ну вот, уже хохочут, подначивают друг друга. Их язык нам с Крисом не понять, но слышать приятно.

Пора спать. Том с Иви спустились в свои комнаты, в которых живут с самого детства. Ну а мы поднялись в нашу спальню под самой крышей, с балками на потолке.

Мы не занимались любовью с тех пор, как я в панике уехала из Корнуолла после визита в Роузлэнд. Я заперлась в сумрачном мирке своего сознания, в котором не было места для секса. А Крис, наверное, был настолько обеспокоен, что не проявлял никакой инициативы. Но сегодня такая волшебная летняя ночь, и мы снова в нашем любимом гнездышке, а внизу спят дети. Мы с Крисом лежали и смотрели друг на друга, не отягощенные никакими грустными мыслями. Вот мы и вместе. Наши ноги переплелись, в крови снова запела любовь и страстное желание обладать друг другом. Нам теперь придется многое наверстывать, потому что я стыдилась и после долгого отсутствия близости мы оба чувствовали себя неловко.

Но ритм любви подхватил нас, позвал за собою, сильный и страстный. В объятиях Криса я растаяла и возродилась.

Свернувшись калачиком подле него, хранимая им, я заснула счастливым сном. Все мои страхи, связанные с Корнуоллом, исчезли. Тут — дом, дом моей мечты.

А потом снова вернулась она, заполнив мое сердце собственными страхами и горем. На этот раз она не вырвала меня из постели, но в тихом голосе ее звенели вызывающие нотки.

— Ах, Кэти, Кэти, ну как ты могла меня бросить? Ты должна остаться со мной. Ты мне очень нужна. Больше так не исчезай, прошу тебя.

Я не сразу нашлась с ответом.

— Элли, опять? Можно не сегодня? Я долго болела, и это моя первая спокойная ночь.

— Кэти, ты должна понять, что это очень важно. Я тоже болела, правда, мне так и не стало лучше. Я умерла, и меня похоронили. Сама я теперь не справлюсь, поэтому и обращаюсь к тебе. Больше мне не на кого надеяться.

Во сне я переворачивалась и ногой задела Криса. Он что-то забормотал и взял меня за руку. Я вцепилась в него, словно забралась на спасительный мостик над бушующим морем безумия, пытающимся поглотить меня во сне.

Как будто прочитав мои мысли, Элоиз сказала:

— Кэти, ты и в самом деле решила, что спишь сейчас?

— Конечно, сплю. В своей кровати. И больше ничего.

— Я не снюсь тебе, Кэт. И то, о чем я говорю тебе, очень важно. Вопрос жизни и смерти. У меня осталось не так много времени. Я умерла несколько месяцев назад. Мой блуждающий дух становится все слабее. Если я совсем исчезну, а ты так и не успеешь узнать всей правды, тогда все, что я любила в этой жизни, пропадет. Кэти, я совершила ужасную вещь, и меня ждет наказание. Но я-то что — будет плохо моим детям… О, как мне больно, невозможно больно.

— Элоиз, милая, ты никому не сделала ничего плохого.

— Кэти, сделала. И последствия для моих детей могут быть ужасными. Ты должна мне помочь. Между нами существует невидимая ниточка, ты же видишь. Самой судьбой тебе уготовано стать на мою защиту.

— А если я откажусь?

— Тогда и ты будешь страдать. Неужели ты думаешь, что твоя болезнь, состояние твоей психики — это случайность?

— Да о чем ты говоришь? У меня депрессия. В наши дни — это обычное дело. Перенапряжение и генетическая предрасположенность — вот и все объяснение.

— Нет, Кэти. Тебе придется помочь мне. Иначе твои душевные муки будут столь невыносимы, что ты сломаешься.

— Как это — сломаюсь?

— Да, Кэти, ты сломаешься и потащишь за собой своих близких.

— Ты мне угрожаешь?

Голос ее то исчезал, то усиливался. Я услышала ее смех. Жуткий, зловещий и в то же время преисполненный боли.

— Кэти, единственное, о чем я говорю, так это о моих девочках. Мои бедные Роуз и Виолета… Я же знаю, что ты любишь их. Только ты можешь защитить их. Я скрыла некоторые эпизоды из своей прошлой жизни. И если все это выплывет на поверхность, тогда…

Тут голос ее задрожал.

— Тогда будет уже поздно что-то исправить. Не верь ему, Кэти, не верь. Спаси моих девочек.

— Нет, Элоиз. Я не могу помочь тебе, потому что ты сводишь меня с ума.