Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Здесь, около своей рябины, я обязательно услышу первую в эту зиму позывку-флейту снегиря... Он будет негромко и даже немного грустно выводить раз за разом, с расстановками, с паузами, свое снегириное "фью-фью... фью-фью". Я буду слышать эту птичью позывку, и мне всегда будет казаться, что так отрешенно может подавать голос только потерявшаяся птица, отбившаяся от стайки, хотя рядом с этой птицей будут еще и еще точно такие же снегири.

Словом, я очень ждал первого снега и первых снегирей. Но раньше снегирей возле рябин, украшенных гроздьями спелых ягод, появились дрозды-рябинники.

К этим неугомонным, суетливым и шумным птицам у меня было особое отношение. Сколько ни помню я свои лесные дороги, свои путешествия и скитания, ни одна моя лесная дорога, ни одна лесная тропка не обходилась без дроздов-рябинников. Я встречал их повсюду, и прежде всего в весеннем березовом редколесье, куда являлись они почти сразу после прилета строить гнезда - являлись многочисленной, крикливой, верещащей и трещащей гурьбой. Так шумно вели себя дрозды здесь до тех пор, пока их птенцы не покидали гнезда.

Тогда дрозды-родители вместе с птенцами, которые еще только-только учились летать, обычно перебирались из березняков и осинников в сырые ольшаники и отважно атаковывали всякого, кто появлялся поблизости от кустов, в которых, еле удерживаясь на ветках и неуклюже покачиваясь, прятались птенцы-слетки.

"Прочь! Прочь! Прочь отсюда!" - казалось, без умолку кричали эти птицы, обеспокоенные появлением незнакомца.

"Прочь! Прочь! Не подходи к кустам!" - неслось со всех сторон, и всюду, куда бы ты ни посмотрел, по кустам, по дороге, словно окружая тебя, беря в кольцо, мелькали разгорячившиеся защитники ольховых кустов. А ты, втянув голову в плечи и закрыв уши от треска и верещания десятка птиц, старался как можно скорее покинуть чужие владения.

К лету, когда птенцы подрастали и уже почти ничем не отличались от своих родителей, все дрозды отправлялись путешествовать по окружающим лесам, и тогда я встречал их вдруг в самых неожиданных местах. То они являлись к моей лесной избушке и принимались изо дня в день с завидным упорством изводить мою собаку, совершая организованные набеги на ее миску с обедом. То являлись к моей лодке и, опередив даже ворон, утаскивали у меня из банки червей.

Такие неожиданные встречи с дроздами-рябинниками продолжались все лето, но к осени, к первым красным ягодам на рябинах, все кочующие по лесам дрозды разом являлись к осеннему столу и все время, до самого отлета, крутились возле вызревших ягод.

С ягодами рябины дрозды, как мне казалось, обходились совсем не по-хозяйски. Шумной и всегда торопливой стаей они разом набрасывались на дерево, гнули своей тяжестью его ветки и, будто за ними кто гнался, старались как можно скорее и как можно больше оборвать и проглотить сочных ягод. В спешке и суматохе много ягод падало вниз, на землю. А дрозды уже неслись дальше, к новым рябинам, оставляя после себя осеннему ветру и холодным дождям общипанное, ободранное деревцо.

Такие рябины, пострадавшие от набега дроздов, уже не привлекали к себе других птиц, и я часто с сожалением и тревогой посматривал на снегирей, только что вылетевших к рябинам из леса после первого снега и не нашедших здесь, у разоренных рябин, ни одной ягоды.

Как же быть теперь этим красногрудым птицам? Чем насытятся они теперь? И только вспомнив, что снегири не против закусить и семенами клена, и семенами разных сорных трав, немного успокаивался. Нет, снегири не погибнут, но на рябине теперь я все равно их не увижу, да и улетят они нынче куда раньше от нас: снегири долго задерживаются по зиме только тогда, когда ягод рябины в достатке.

Вот и теперь, осенью, в урожайный на рябину год, я очень заволновался, увидев возле красных рябин суетливые стаи дроздов-разбойников. Нет, я не мог злиться на этих птиц. Они нравились мне, мне нравилась их отвага и смелость. Я даже любил их, быстрых и ловких, но все равно мне очень хотелось, чтобы дрозды не прознали дорогу к моей рябинке, которую я очень берег для снегирей.

И дрозды вели себя пока не очень нагло. Правда, они пообивали ягоды со всех рябин, которые росли в лесу, затем опустошили рябины возле дорог и полей, заглянули и в деревню, под окна домов, но были здесь всего раза два, а потом перед самым снегом куда-то исчезли, и я был спокоен: теперь эти разбойники не обидят моих снегирей...

Первый снег выпал, как всегда, неожиданно. Утром на ветвях деревьев, по забору, на ступеньках крыльца, на поленнице дров, на собачьей будке громоздились настоящие зимние сугробы, только эти сугробы были сырыми и рыхлыми. И тут, еще в утренних сумерках, услышал я тихую позывку снегиря: "фью-фью... фью-фью". А через полчаса увидел и первых снегирей на своей рябине.

На кистях рябины сверху лежали белые колпачки снега. И снегирям сначала пришлось долго тянуться, чтобы достать до ягод. Но снежные колпачки понемногу сползали, сдвигались, затем падали по одному вниз, и еще через пятнадцать - двадцать минут снегири пировали уже вовсю.