Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Это было удивительное зрелище... Белый снег по ветвям, на ягодах, красные ягоды под белоснежными колпачками и тут же красногрудые, медлительные птицы, как живые елочные игрушки на новогодней елке, только не в комнате, не в доме, а в лесу, под зимним небом.

Теперь снегири прилетали ко мне под окно каждый день. В отличие от дроздов они никогда не торопились оборвать побольше ягод и, посидев немного на ветвях моей рябины, не спеша летели к другим таким же красным от ягод деревцам. Так и кочевали они по всей деревне, от дома к дому, от одной рябины к другой. А под вечер снова устраивали перекличку и один за другим летели к лесу, где и проводили очередную ночь.

Теперь каждое утро начиналось для меня с позывки снегиря. Еще в сумерках слышал я тихое "фью-фью... фью-фью" и знал, что наступил новый зимний день.

В тот день, как всегда, зимнее утро началось для меня со снегириного "фью-фью... фью-фью". Я выглянул в форточку. На улице еще было темно, я не мог разглядеть птицу и только догадывался, что снегирь, как обычно, сидит сейчас на вершине березы. Оттуда он скоро спустится вниз, к ягодам, на рябину. Ягоды еще были, и я рассчитывал, что их хватит надолго.

Я закрыл форточку, сходил на кухню, разогрел чай и снова вернулся к столу с чайником. Струйка крутого кипятка, негромко журча, ударялась о дно стакана. И тут за голосом струйки разобрал я какой-то странный шум. Шум доносился с улицы.

За окном что-то не то потрескивало, не то поцокивало. Я налил полный стакан чаю, поставил чайник, подошел к окну и замер от удивления...

За окном на моей рябине, которую я так ревностно берег для снегирей, суетились, махали крыльями, перепрыгивали с ветки на ветку и торопливо обрывали оставшиеся ягоды какие-то крупные сизо-бурые птицы.

Они суетились, рвали ягоды, не удержавшись, срывались с ветвей, снова старались ухватиться за ветку, сбивали друг друга - и все это происходило почти что в тишине. Разбойники орудовали молча, и лишь иногда удавалось мне уловить чуть заметное потрескивание и верещание, которые птицы от возбуждения, видимо, не могли сдержать до конца.

Разбойников еще плохо было видно, утренний сумрак все никак не рассеивался, день расходился очень медленно. Я не мог разобрать по цвету одежды, кто это, но приглушенные потрескивания и верещания не давали ошибиться. На моей молоденькой рябинке пировал многочисленный отряд дроздов-рябинников, тех самых дроздов-разбойников, которые за пять минут могут разорить любую, даже очень большую рябину.

Я быстро опомнился и кинулся к форточке. Форточка отскочила в сторону и громко ударилась о раму.

Но эти дрозды, возможно, заранее знали, что разбойный налет на рябину, росшую под самым окном, опасен, и были заранее готовы к моей атаке. И они не испугались, а только соскочили с ветвей и не спеша, будто зная, что через форточку я ничего не сделаю им, расселись по ветвям березы, по забору и по крыше сарая.

Я что-то кричал, размахивая полотенцем, которое поспешно просунул в форточку, но птицы-разбойники по-прежнему вели себя удивительно невозмутимо... Как не походили они сейчас на тех пугливых дроздов, которых я встречал в лесу возле рябин и которые, издали завидев человека, поспешно неслись прочь!

Поняв, что к чему, и догадавшись, что мои ругательства, посылаемые дроздам через форточку, вовсе не пугают их, я быстро оделся и вышел на улицу.

Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы накинуть на плечи ватник, надеть шапку и сунуть ноги в сапоги. Минуты через две я был уже около рябины. И за эти полторы-две минуты дрозды все-таки успели снова накинуться на мое деревцо и в скоротечном набеге оборвать до конца все оставшиеся ягоды.

На этот раз, увидев меня совсем рядом, разбойники тут же кинулись прочь. Они улетали от меня с громкими криками, треща и вереща, как весной и летом. Теперь им не надо было таиться, молчать, и я очень верил, что эти громкие крики посылались вовсе не мне - скорей всего, эти трески и верещания выражали откровенную радость птиц, так удачно завершивших поход к рябине. Наверное, это была радость победы, радость большого успеха.

Дрозды улетели, а я стоял возле рябины, смотрел на ягоды, оброненные в спешке птицами-грабителями, видел вверху на березе снегиря, который, как обычно, с утра пораньше прилетел ко мне под окно за ягодами, и очень жалел, что теперь моим снегирям скоро придется собираться в дорогу, а мне придется коротать зимние дни без этих замечательных птиц.

Но снегири еще долго жили в нашей деревне. В деревне по улице росло много кленов. На кленах в этом году тоже было много семян, и снегири кормились теперь этими семенами, роняя на снег легкие кленовые крылышки-парашютики.

Правда, у меня под окном клена не было, и теперь из своего окна я уже не мог любоваться красногрудыми птицами и не так часто слышал по утрам тихий снегириный позыв-побудку: "фью-фью... фью-фью".

М О Р О Ж Е Н Ы Е М А С Л Я Т А

ВЕСЕННИЕ БАРАБАНЫ