Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

— А где ты его возьмешь? — поинтересовался я, зная, что поблизости от нас нет никакого зоомагазина.

— Поймаю. Да еще самого лучшего.

— Где поймаешь? — еще раз удивился я.

— На рябине. Он теперь ко мне каждый день прилетает — и утром, и вечером. И рябину ест. Пойдем, покажу.

И мы тут же пошли смотреть снегиря.

На самой вершине рябины, что росла у Петьки под окном, действительно сидел снегирь. Он сидел спокойно и время от времени громко подавал голос.

«Фью-фью… фью-фью…» — с перерывами и немного грустно высвистывал снегирь.

Мы остановились, замерли, боясь испугать птицу, и любовались ее малиновой грудкой, сизыми крылышками, белыми штанишками и темной шапочкой.

«Фью-фью… фью-фью…» — снова подала голос красавица птица. И почти тут же в ответ ей с березы, что росла у дороги, прозвучало такое же негромкое: «фью-фью… фью-фью…»

Это была чудесная снегириная перекличка, вечерняя поверка перед близкой морозной ночью. Я не мог оторвать глаз от птиц, а Петька дергал меня за рукав и нетерпеливо шептал:

— Вот этого и поймаю. Он каждый день прилетает — и утром, и вечером.

— Не лови, — отвечал я Петьке, не отрывая глаз от снегиря. — Пусть живет…

— А у меня что — жить не будет? У меня тепло и корма хватит, сердито шептал мне Петька.

— Не лови, — еще тише просил я.

— Поймаю…

И Петька снегиря все-таки поймал. Уж как он перехитрил эту осторожную птицу, не знаю. Прибежал ко мне мой друг запыхавшийся, остановился в дверях и прямо с порога выпалил:

— Поймал. Пойдем смотреть.

Я не очень охотно поднялся, взял шапку, ватник — мне не хотелось идти смотреть птицу, которая пугливо бьется в клетке. А Петька, будто поняв, почему я медлю, насильно потянул меня к двери:

— Да ты не бойся — не бьется он. Ручной он совсем.

Мы вошли к Петьке в комнату, и тут же, у окна, увидел я снегиря, такого же красивого и такого же спокойного, как недавно на вершине рябины. И снегирь совсем не боялся нас и даже не искал выхода из клетки — он, видимо, с большим удовольствием шелушил семечки подсолнуха, которых не пожалел ему мой друг.

Ни одно перо у него не было помято, сдвинуто с места.

— Как он так? — единственное что произнес я.

— А вот так: сам в ловушку пошел и сразу есть в клетке принялся, видишь как.

Я долго еще сидел у Петьки и любовался удивительной птицей. Раньше я часто держал дома снегирей, держал всю зиму до весны, а весной, когда приходило тепло, отпускал их на волю. Снегири мне попадались разные. Бывали и такие, что никак не желали жить в неволе. И такие, что очень скоро брали из рук мучных червей. Но этот, Петькин снегирь, был совсем особенный, будто всю жизнь только и делал, что жил здесь, у Петьки в доме.

Зима в этом году была суровой, злой. Снега выпало много. Сугробы почти сразу придавили к земле все травы, что росли у дорог и на которых еще с осени кормились разные птицы. Рябины в эту осень вызрело немного, и снегири, что крутились с осени возле наших домов, очень скоро отправились дальше, на поиски пищи, и покинули наши места до весны. И, видя, как худо приходится по зиме птицам, я даже радовался, что снегирь-красавец, доставшийся Петьке, живет в тепле и каждый день сыт.

Приближалась настоящая весна. С крыш уже падали в сугробы капельки-искорки весенней воды, а после каждой новой ночи все ниже и ниже свешивались с крыш весенние сосульки. Уже ссорились и кувыркались на крышах воробьи, уже разлетелись по кустам вороны и сороки, поближе к своим гнездам, и вот-вот должны были появиться первые грачи.

Тут-то и пришел ко мне Петька с вопросами: «Что делать? Как быть со снегирем? Отпускать или нет? Уж больно он в окно все поглядывает и биться начал — весну узнал…» Мы долго рассуждали, как быть, и наконец решили снегиря выпустить, но не сейчас, а чуть попозже, когда ночные морозы приутихнут и совсем оттают почки на деревьях. Тогда снегирю будет чем питаться — ведь ранней весной почки для снегиря первая пища. Ну а пока суд да дело, посоветовал я Петьке выпускать снегиря летать по комнате.

Всю зиму Петькин снегирь сидел в клетке. Дома у Петьки жил ужасно наглый кот, который все время слишком внимательно посматривал на птицу. Ну а теперь, когда стало потеплее, кота можно надолго выставлять на улицу, а снегиря выпускать в комнату, чтобы тот поразмял свои крылья, — ведь от долгого сидения в клетке птицы могут совсем разучиться летать.

День ото дня снегирь летал все лучше и лучше. Сам по вечерам забирался в клетку. Петька был доволен. И вот настало время вынести клетку с птицей на улицу…

Нет, выпускать снегиря было еще рано. Когда птица живет дома, она теряет всякую осторожность. Поэтому и решили мы сначала показать снегирю все, что делается вокруг, — пусть на котов из клетки посмотрит, пусть ворон увидит и вспомнит, как от них спасаться. Словом, стал Петька каждый день выносить клетку с птицей на крыльцо, но дверку у клетки пока не открывал.

Прошел день, другой, третий. Снегирь осмотрелся, научился пугаться, когда мимо пролетала ворона или проходила у крыльца кошка, и петь стал куда громче, чем в комнате. Тогда и открыл Петька дверку…