Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

У горных речек очень неспокойный нрав. То они тихи и даже кажутся сговорчивыми, когда нет дождей или когда наступает ночь и в горах прекращается таяние снега. Такими же не слишком строптивыми выглядят горные ручьи и речки и по утрам, пока солнце еще не поднялось очень высоко и не принялось вовсю топить в горах снега и льды. Но вот солнце поднялось, пригрело, и река на глазах начинает вспухать, выходить из берегов, заливая все вокруг. И не проходит получаса, как какой-нибудь хиленький по раннему утру ручеек уже бушует, словно настоящая неуемная река.

К ночи, когда солнце заходит за горы, вода в горных речках и ручьях начинает спадать. Разлившаяся было, как в половодье, река уходит снова в свои берега, оставляя после себя небольшие бочажки-озерки, наполненные прозрачной водой. Вот в таких озерках-бочажках и остается после каждодневного половодья какая-то рыбешка. Сюда-то на рыбную ловлю и выходит рано-рано утром медведь.

Он спускается с гор, быстро отыскивает такой естественный аквариум и, обойдя бочажок вокруг, сразу определяет, какая пожива ждет его здесь. Бывает, что большая вода подводит и крупную форель, и тогда у мишки праздник: форель вкусна, а большая рыбина еще и насытит сразу. Медведь заходит в воду, замирает на месте и чуть приподнимает полусогнутую переднюю лапу. Эта лапа готова мгновенно ухватить добычу, оказавшуюся рядом. И мишка ждет, когда рыбешки успокоятся и осмелеют настолько, что подплывут к нему. И тут в один миг косматый рыболов подхватит зазевавшуюся рыбешку лапой и выкинет ее на берег… Добыча еще не успела долететь до берега, не успела упасть на песок, а медведь уже тут как тут — он бросается к рыбешке с такой же быстротой и радостью, как деревенские мальчишки-рыболовы к окуньку с ладошку, попавшемуся на крючок.

Нравилось мне, как ловили рыбу и птицы-рыболовы. Нравился мне рыболов-зимородок, с которым познакомился я на реке Неруссе, что течет по Брянской области.

Очень любил я эту реку, задумчивую, таинственную, с глубокими омутами и песчаными перекатами, где прозрачная холодная вода весело журчала над ослепительно желтым песком, украшенным белыми пятнами раковин беззубок. Была в Неруссе и рыба, за которой и охотился я, вооружившись удочкой.

Правда, не всегда рыба, водившаяся в Неруссе, баловала меня своим вниманием, и я не был таким же удачливым рыболовом, как мой зимородок, живший возле большого речного омута.

Этого зимородка я видел каждый раз, когда приходил на рыбалку. Он сидел на самой вершинке не очень толстой коряжины и внимательно смотрел на воду.

Зимородок сторожил добычу, но мне казалось, что он просто спит, опустив книзу свой длинный клюв. Конечно, я ошибался. Мой спящий рыболов-зимородок вдруг срывался с места и кидался вниз к воде. Мгновение — и он уже несся к своему гнезду, устроенному глубоко в норе на обрыве, держа в клюве только что пойманную уклеечку.

Я много раз наблюдал за этой занятной и очень красивой птичкой-рыболовом и редко когда видел, чтобы она ошибалась и после своей атаки-броска возвращалась пустой на наблюдательный пункт.

Но если маленький зимородок бросался к добыче, готовый всегда нырнуть отважно в воду за рыбешкой, если та заметит его и кинется в глубину, то другая птица — рыболов-скопа — никогда не ныряла в воду за добычей. Скопа пикировала на добычу с большой высоты, но перед самой водой вскидывала вверх крылья и мгновенно останавливалась в воздухе, ослепив тебя белым цветом подкрыльев и фонтаном брызг. Брызги летели в разные стороны от хвоста рыбины, которая, в последний момент все-таки заметив птицу-рыболова, пыталась скрыться от нее. Но было поздно: крепкие лапы скопы уже успели схватить добычу, и теперь птица-рыболов, тяжело помахивая крыльями, торопилась к своему гнезду.

«Почему так легко удавалось этой птице-рыболову схватить крупную плотву или большого леща? — недоумевал я. — Разве рыбы настолько беспечны и неповоротливы?» Все открылось мне позже, когда я узнал, что почти все птицы-рыболовы ловят в первую очередь рыб больных, а потому слабых и не таких быстрых, проворных, то есть все птицы-рыболовы оказывали и реке, и озеру большую службу — они вылавливали больных рыб и таким образом останавливали болезнь, появившуюся в водоеме.

Ну а уж если разбираться дальше, то такие птицы, как коршун или орлан-белохвост, тоже большие любители рыбы, вряд ли вообще поймали бы здоровую, быструю рыбину — они не умели нырять, как зимородок, или отважно пикировать на добычу, как скопа. И коршуну, и орлану-белохвосту доставалась лишь та рыба, часы которой уже были сочтены.

Ловили рыбу, конечно, и чайки, которые жили на нашем озере с весны до глубокой осени. Нравилась мне и охота за рыбешкой, которую устраивали крикливые крачки, но такой мудрой охоты за рыбой и не придумал, пожалуй, никто, кроме крохалей-рыбогонов.