Вечер стоял довольно теплый, луна начала подниматься, но солнце еще не зашло, и окружающий ландшафт наполнился серебристым блеском и таинственными кроваво-красными тенями. Наверное, это был последний снег в году, и я почти пожалел, что он скоро растает.
Прикуривая сигарету, я краем глаза заметил какое-то движение слева, и вдруг из кустов выпрыгнул крупный заяц-беляк. Он выбежал на багровеющую в лучах уходящего солнца лужайку и замер; посмотрел по сторонам, сделал еще несколько неуверенных прыжков. Заяц выглядел точно так же, как в моих снах. Я едва не позвал его, но инстинктивно промолчал. Побоялся, что нацисты решат, что я спятил, или, еще хуже, начнут меня в чем-то подозревать.
В то же время мне хотелось как-то подбодрить зайца, показать, что здесь ему не грозит опасность. Я чувствовал то же, что, наверное, чувствует отец к своему ребенку.
Наконец заяц окончательно решился и сиганул вперед. Я смотрел, как снежинки поземкой взметались в воздух вокруг лап зверька, пока он бежал к темнеющим дубам на другой стороне лужайки. Сзади раздался какой-то шум, я отвлекся, а когда посмотрел снова, заяц уже исчез.
Гейнор спустился на террасу в отличном вечернем костюме и взял из портсигара предложенную ему сигарету. Мы сошлись на том, что зрелище лучей предзакатного солнца, играющих на верхушках старых дубов и кипарисов, заснеженных крыш и покосившихся печных труб Бека, весьма пользительно для души. Мы почти не говорили, наслаждаясь видом, – Гёте непременно описал бы его в стихах. Я упомянул, что по лужайке пробежал заяц-беляк. Кузен отреагировал как-то странно. Пожал плечами и сказал:
– Он нам не помешает.
Даже когда сгустились сумерки и стало холодней, мы продолжили сидеть на террасе под луной, беседуя о всяких пустяках, дальних родственниках и общих знакомых. Он упомянул об одном человеке. Я сказал, что был удивлен, узнав, что тот стал нацистом. И зачем это вообще нормальным людям? Вопрос повис в воздухе. Гейнор рассмеялся:
– Ну что ты, кузен. Не бойся! Я-то в добровольцы не записывался. Членство в партии – пустая формальность, как и звание почетного капитана СС. Я, как говорится, оказал им честь. Кроме того, в наши дни форма весьма полезна во время поездок по Германии. Несколько недель назад, после того как я побывал в Берлине, они сделали мне предложение. Я согласился. Они заверили, что в случае войны меня точно не призовут! Приехали лично, с посланием. Ты же знаешь, как они относятся к таким людям, как мы. Вон Муссолини даже короля принял в партию. А все потому, что это убеждает даже таких закоренелых скептиков, как ты: нацисты теперь не просто банда необразованных, безработных и недалеких мясников.
Я сказал, что на меня это точно не подействует. В моих глазах они остались такими же бездельниками, которые к тому же тратят все силы и средства и без того разграбленного государства на привлечение в свои ряды аристократов, чтобы благодаря их авторитету к партии начали относиться по-другому.
– Именно так, – согласился Гейнор. – Но ведь мы же можем использовать этих бездельников в собственных целях. Чтобы изменить мир. В глубине души они прекрасно понимают, что у них нет ни реальной нравственной основы, ни приличной политической программы. Они лишь могут захватить власть, и только. Им нужны такие люди, как мы, кузен. И чем больше таких людей вольется в их ряды, тем скорее они станут похожими на нас.
Я сказал ему, что по своему опыту знаю: чаще люди становятся похожими на них. Он возразил: это лишь временно, ведь таких, как мы, в руководстве еще мало.
– Это опасная логика, – отозвался я. – Никогда не слышал, чтобы люди портили власть, но видел многих, кого испортила она.
Гейнор решил, что это весьма забавно, и добавил:
– Все зависит от того, что ты имеешь в виду под властью. И как ты используешь власть, обладая ею.
– Как-как, нападая на граждан, исправно платящих налоги, и распуская слухи об их национальности и религии, – отрезал я. – Ты ведь такую власть имеешь в виду?
– Конечно, нет, – ответил он. – «Еврейский вопрос» – полнейшая чушь. И все это знают. Бедные евреи всегда были козлами отпущения. Ничего, они переживут весь этот политический фарс. Физические упражнения на свежем воздухе еще никому не повредили. Я что, не видел фильмов о том, что творится в лагерях? Там же есть все удобства.