Элрик: Лунные дороги

Наблюдая картину так и не рожденного мира, я вдруг захотел вернуться во тьму, которая скрывала ее от меня. Наверное, я начинал сходить с ума и неожиданно понял, что не готов к подобному опыту. Но что-то толкало меня вперед и заставляло идти. Кажется, в Египте и Мексике люди попытались воспроизвести то, что увидели здесь. Об этом они упоминали в Книге Мертвых. Тут были божества со звериными головами, герои и героини, ангелы и демоны всех мифологий мира. Границ это поле с застывшими хрустальными статуями, похоже, не имело, мы шли, не видя ни конца ни края. Должно быть, забрались так глубоко, что даже компас не помог бы. Да и нормальных ориентиров здесь не наблюдалось. Только река.

Возможно, нацистские лжеученые были правы, и мир в самом деле является выпуклой сферой, заключенной в камне, а то, что нам кажется звездами, – это лишь лучи холодного огня, проникающие сквозь толщу скал?

То, что я обнаружил доказательство их теории, меня не утешало. Безо всяких вопросов мы считали скалы вечными. Но что, если камень когда-то был живым? Или он просто имитировал жизнь? Возможно ли, что он от сотворения являлся органическим существом, подобным нам? Мог ли он пытаться придать себе форму, как у всего живого на поверхности, но в упрощенном варианте, подобно тому, как цветок или дерево пробиваются к свету? Теперь в это верилось с легкостью.

Чтобы понять, что я испытал, нужно лишь найти изображение Карлсбадских пещер.

Столбы, по всей видимости, изваяли какие-то вдохновенные безумцы, изобразив на них всевозможные формы, лица и чудовищ. Один камень перетекал в другой, их бесчисленное множество шагало во тьме, силуэты четкими рельефами и темными тенями мерцали в белых искрах могучей фосфоресцирующей реки, несущей бесконечные воды в самое сердце мира. Ниагара, превратившаяся в залитый лунным светом мир эльфов, кошмарное видение одурманенных опиумом, вот что представляло собой величественное зрелище Нижнего мира. Неужели я увидел места, где обитают души проклятых? Мне казалось: в любой миг скалы оживут, одним прикосновением обратят меня в камень, а после снова уснут на тысячу лет, пока не почуют забредших сюда по чистой случайности несчастных, ослепленных, оглушенных и потерянных навсегда, как мы.

Красота, освещенная рекой, внушала благоговение и трепет. Высоко над нами подобно тончайшим трубам колдовского органа висели сотни и тысячи хрустальных цилиндров, горящих холодным серебристым светом. Иногда на хрусталь падало отражение чего-то плывущего по реке, рассыпалось разноцветными сверкающими пятнами в водяной дымке, кружась в бесконечном ревущем водовороте, эхом отраженном по сводам и аркам, поднимавшимся над нашими головами.

Я не мог поверить, что система пещер может быть настолько глубокой и обширной. Она казалась бесконечной. Не прячутся ли здесь чудовища? Такие, как на гравюрах в книгах Жюля Верна? Огромные змеи. Гигантские крокодилы. Потомки динозавров.

Я напоминал себе, что настоящие звери остались позади. Ни Верн, ни даже Уэллс не смогли предсказать появление нацизма, истинного воплощения зла.

Вне всяких сомнений, и у Гейнора, и у его соратника Клостергейма имелись свои собственные амбициозные мотивы, они гнались за мной не ради того, чтобы послужить нацистам. По всей видимости, как только нацисты стали бы им не нужны, они в ту же секунду вышли бы из партии. Именно поэтому они представляли для нас еще большую опасность. Они служили лишь самим себе и потому готовы были поддержать кого угодно. Гейнор уже продемонстрировал мне и свой шарм, и свою злобную натуру. Я предполагал, что у него гораздо больше оттенков и того, и другого, чем мне удалось заметить. Он многолик. И в этом кузен очень сильно походил на Гитлера.

Я не смогу объяснить, как долго и медленно спускался по скользкой тропе с помощью Уны, с каждым шагом проклиная сломанную ступню, хотя сильной боли я благодаря удивительному снадобью уже не ощущал. Однако понимал, что рано или поздно измученное тело откажется мне служить.