Элрик — Похититель Душ

Услышав это, Уэлдрейк улыбнулся — он был рад возобновить дружбу, которую считал навсегда утраченной.

— Должен признать, мне нелегко пришлось в последнее время, мой господин. — В глазах Уэлдрейка отразился недавно пережитый им ужас, и Элрик не стал расспрашивать его о случившемся. Он понимал, что в настоящий момент Уэлдрейку нужно как можно скорее отделаться от этих воспоминаний. Поэт разгладил помятый лист бумаги. — Да, «Баллада памяти» — так она, кажется, называлась… Пожалуй, форма не самая подходящая. Зато для пародии лучше формы не подберешь!

Где смерти оскал,
Там воин скакал:
Не знал он печальней пути...

И опять попытка зажечься от старой искры оказалась неудачной. Я давно не ел, сэр, и не пил, оттого мой дар и изменяет мне. Это первое человеческое поселение, которое я вижу за несколько месяцев.

И тогда Элрик не без удовольствия заказал еду и эль для своего друга и смотрел, как тот постепенно становится таким, каким альбинос знал его раньше.

— Что бы там ни говорили, сэр, а ни один поэт не создал ничего ценного на голодный желудок, хотя поэт и может, когда творит, начисто забыть о еде, это я тебе точно говорю. Но это вещи разные. — Он устроился поудобнее на скамье, поискав наилучшее место для своего тощего зада, потом тихонько рыгнул и вздохнул с облегчением, словно только сейчас позволив себе поверить, что фортуна повернулась к нему лицом. — Как же я рад тебя видеть, принц Элрик. И я рад твоему аристократическому восприятию мира. Но я надеюсь, ты позволишь мне обсудить с тобой детали твоего предложения утром? Насколько мне помнится, сэр, ты питаешь лишь самый мимолетный интерес к искусству стихосложения, а потому вопросы размера, рифмы, поэтических вольностей, метафоры и тому подобных специфических дел тебя не волнуют.

— Я положусь на твой совет в этих вопросах, мой друг. — Элрик сам удивлялся тому расположению, какое вызывал в нем этот странный, умный человек, настолько погруженный в свои собственные мысли, что, казалось, он навечно обречен оставаться среди единственных реалий, которые у него были, — реалий поэтического ремесла. — К тому же никакой спешки нет. Я буду рад твоей компании в том путешествии, которое меня ждет. А оно состоится, как только подвернется корабль. Если же корабля не будет, то я буду вынужден прибегнуть к колдовству…

— Но только в качестве самого последнего средства, умоляю тебя. Я так наелся волшебством за последнее время, что с меня пока хватит. — Уэлдрейк отхлебнул последний глоток эля из своей кружки. — Но я вроде бы помню, что для тебя, принц Элрик, это такое же обыкновенное дело, как для меня пекхэмский омнибус, так что я предпочту связать свою судьбу с кем-нибудь наподобие тебя, кто по крайней мере имеет представление, что такое Хаос и его причуды. А потому я принимаю и твое предложение, и твою компанию. Я так рад снова тебя видеть, сэр. — Произнеся эти слова, он уронил голову на руки и заснул.

И тогда принц-альбинос поднял маленького поэта, как ребенка, на руки и отнес Уэлдрейка в его номер, затем вернулся к себе и снова занялся созерцанием карты — островов большого рифа и того, что находилось за ними. А за ними был мрак, невероятный океан, неестественный и непроходимый для судов, который назывался Тяжелым морем. Смирившись с тем, что ему придется нанять лодку и один за другим обследовать острова, он погрузился в глубокий сон. Разбудили его стук в дверь и голос горничной, извещавшей о том, что время перевалило за одну тысячу пятнадцатый час (самая большая единица годового времени в Улшинире) и если он немедленно не проснется, то не получит завтрака.

Лорд Сулис — коварный волшебник.
Он жадный старец-лгун.
Тех, кто к нему в лапы попался,
Не пощадит колдун.
Под дланью своей он три замка собрал,
Сей древний старец-маг:
Восток впереди, закат — позади,
Меж них — пустыни мрак.
Под дланью своей он держит трех дев,
Красивей нет на свете;
Одна — Аннет, а другая — Жанет,
И Марджори — имя третьей.
У первой — златой венец на челе,
У второй — златое кольцо;
У третьей без злата душа богата
И нежность красит лицо.
У первой — прекрасная роза в руке,
У второй — нарциссовый цвет;
У третьей же — самый чудесный цветок,
Которому равных нет.

Завтрак его мало интересовал, но ему было нужно поговорить с Уэлдрейком о трех сестрах, и он был несколько удивлен, когда, одевшись и умывшись, обнаружил, что поэт декламирует стихи как раз на эту тему. Во всяком случае, Элрику так показалось.