Ельцин

Неприятность со Связьинвестом привела к тому, что пострадали все его участники, и не в последнюю очередь — сам Борис Ельцин. Он был вынужден признать, что роль бизнеса в новой политике изменилась, а он «не сразу осознал масштабы этого явления и всю его опасность»[1493]. Победители аукциона не сумели заработать на своей победе, и в 2004 году Джордж Сорос продал свои акции с убытком. Проиграли и все олигархи как класс, представ перед обществом не как всемогущее объединение, а как эгоистичные, ненасытные и политически незрелые люди — разъединенные, близорукие и недалекие. Эхо-эффекты этого скандала ощущались еще долго. После выборов 1996 года всем было ясно, что сливки российского бизнеса и ельцинское правительство, по словам Немцова, находятся «в одной лодке»[1494]. Теперь стоял вопрос не только о том, кто кем руководит, но и о том, будет ли кто-нибудь направлять лодку вперед и куда именно. В определенном отношении, как писал журналист «Вашингтон Пост» Дэвид Хоффман, деловая элита и прозападно настроенные политики образовывали своеобразный и вполне комфортный клуб, на который с царственной дистанции благосклонно взирал Ельцин. Когда его члены передрались из-за одной безвестной компании, «клуб магнатов и реформаторов начал рушиться»[1495].

Глава 16 Эндшпиль

Реальная продолжительность второго президентского срока Ельцина составила менее половины первого. Ограниченное конституцией до четырех лет, его правление началось с опозданием из-за операции на сердце и еще больше сократилось из-за его досрочного ухода в отставку в декабре 1999 года. По сути же, назначение Владимира Путина премьер-министром и потенциальным преемником, произошедшее в августе, уже тогда в некоторой степени отлучило Ельцина от должности. Если первую половину срока он изо всех сил стремился вернуть себе власть, то вторая половина ушла на подготовку отказа от нее с тем, чтобы не испортить все то, чего он добивался. Некоторые современники высмеивали его поведение в то время, считая его импульсивным и несерьезным, однако он, несмотря ни на что, сумел достичь своих краткосрочных целей. А долгосрочные последствия этого обсуждаются и ощущаются и по сей день.

Свой эндшпиль Ельцин начал с того, что всерьез взялся за правительство и его главу. Об обновлении Совета министров он впервые задумался в ноябре — декабре 1997 года. Тяжкий груз недовольства президента пришелся на человека, с 1992 года находившегося в должности премьер-министра. Хотя Виктор Черномырдин и постоянно меняющиеся министры его кабинетов служили президенту верой и правдой, по мнению Ельцина, они были не способны справиться с задачей устойчивого развития рыночной экономики. В «Президентском марафоне» Ельцин пишет, что главным достоинством Черномырдина была «его уникальная способность к компромиссам… Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и „просидел“ все эти годы, — компромисс между рыночными отношениями и советским директорским корпусом — сейчас уже невозможен». Более того, Ельцин уже смотрел в будущее с тем, чтобы определить, кто станет следующим президентом; Черномырдин последнее время явно питал надежды заполучить этот приз, в то время как Ельцин считал, что его пристрастие к «шаблонам осторожного управления» и «усталость людей от привычных лиц в политике» не оставляют премьеру шансов в предстоящей президентской гонке. Он должен был уступить место человеку молодому, непоколебимому, «с иным взглядом на мир»[1496].

Имеется множество свидетельств тому, что Ельцин на заключительной стадии своей карьеры в самом деле в огромной степени полагался на обновление кадров в сфере исполнительной власти как на ключ к президентскому лидерству. В 2000 году он с торжеством отметит, что в ту пору именно он сам в роли своеобразного политического импресарио заполнял пустующую общественно-политическую сцену России: «Давая шанс политику занять премьерское или вице-премьерское кресло, я сразу делаю его имя известным, его поступки значимыми и его фигуру — в чем-то знаковой». Ельцин признавал, что такая роль была продиктована необходимостью: «Иногда я думаю даже так: а ведь другого способа ввести в политику новых людей [а вместе с ними новые идеи и подходы] у меня просто не было!»[1497]