Ельцин

Несмотря на трудные времена, россияне после 1991 года редко устраивали Ельцину недружественный прием. Сопровождавшие его корреспонденты видели, как загораются глаза местных жителей, когда синий президентский вертолет Ми-8 приземляется на площадке, особенно если Ельцин оставлял телохранителей и шел прямо в толпу. «Стоим [до появления Ельцина], расспрашиваем людей: „Что вы думаете о Ельцине?“ Люди стоят, ругаются — чудовищно просто! „Вы нам только его подайте, мы его сейчас на части разорвем!“ и прочее. Тут появляется Ельцин, предположим, уже даже в не очень хорошей форме. Уже просто так идет. И вдруг все эти люди кричат: „Ах, Борис Николаевич, здоровья вам, родной вы наш!“»[1286] Эти сентиментальные сцены многое говорят о российской традиции почтительного отношения к лидерам. Люди часто обращались к Ельцину с просьбами решить семейные или местные проблемы; его помощники записывали эти прошения, а потом передавали их чиновникам центрального или местного подчинения.

Тем не менее Ельцин все меньше и меньше лицом к лицу общался с рядовыми гражданами. После конституционного кризиса 1993 года его стали сильнее охранять; меры безопасности усилились еще больше с началом чеченской войны. Некоторые губернаторы советовали ему воздерживаться от встреч с людьми в их регионах. Поездку, запланированную на весну 1995 года, пришлось прервать после первой же остановки, так как граждане не проявили никакого интереса к происходящему[1287]. Импровизированные контакты Ельцина с массами, как отмечали журналисты, становились все более формальными. «Он любил выйти к толпе, толпу похлопать так по плечу… и уйти», — вспоминает Татьяна Малкина, журналист газеты «Сегодня». По ее словам, Ельцин перестал видеть «людей» и начал воспринимать их только как «народ»[1288].

По мере приближения избирательного сезона 1995/96 года становилось все яснее, что Ельцину недостает ключевого ресурса, которым располагают все политические лидеры в странах зрелой демократии — эффективной партии. Постсоветская Россия была питательной средой для политических партий и протопартий, принимавших все идеологические оттенки — от фашизма до феминизма (в 1995 году было зарегистрировано 273 партийные организации). Надо признать, что количество не перерастало в качество, и многие такие организации были созданными на скорую руку однодневками, опирающимися на одну-единственную личность[1289]. Дело в том, что партия или массовое движение укрепили бы позиции Ельцина, расширили бы на парламентской избирательной арене его организационные возможности, которые можно было бы использовать и в президентской кампании.

Недостатка в идеях для создания ельцинской партии не было. На заре его президентства советники Геннадий Бурбулис, Сергей Станкевич и Галина Старовойтова продвигали идею общенациональной партии, предлагая назвать ее «Августовским блоком» в честь победы над путчистами. В марте 1992 года Ельцин принял представителей десятков демократических организаций и заявил, что выступает за создание партии в поддержку реформ — Собрание граждан Российской Федерации. Эта инициатива ограничилась единственным уставным совещанием, проведенным в апреле под председательством Бурбулиса. Идея возродилась в июне 1992 года, когда было создано «Объединение в поддержку демократии и реформ», куда вошли 43 группы реформаторов. Во время консультаций Ельцин поддержал новое объединение, сказав, что в принципе готов его возглавить, и даже высказал пожелание, чтобы в названии новой партии присутствовали слова «народная» или «демократическая». Это начинание также ни к чему не привело. Затем, после референдума, проведенного в апреле 1993 года, Бурбулис и Станкевич решили, что им удалось привлечь президента в «Лигу двадцать пятого апреля» или «Апрельский союз» того же толка. И снова они не смогли заставить Ельцина действовать[1290].