Ельцин

Вторая инаугурация, состоявшаяся 9 августа, была скромной в сравнении с июлем 1991 года. От планов выступить второй раз с инаугурационной речью пришлось отказаться. Церемония проходила в Кремлевском дворце съездов, а не при дневном свете на Соборной площади, как планировалось. На сцене Ельцин, выглядевший одутловатым и в то же время хрупким, за 45 секунд принес присягу, держа руку на тексте конституции и не отрывая глаз от телесуфлера, который помогал ему выдерживать паузы. Спикер верхней палаты парламента Егор Строев возложил на шею Ельцина президентскую цепь[1392]. Все произошло за 16 минут.

«Понимая свое состояние, Б. Ельцин очень волновался. Осознание того, что все позади, что вступление в должность состоялось, как бы открыло второе дыхание. После официальной церемонии на государственном приеме присутствовавшие немало удивились тому, что увидели совсем другого человека. Он вошел в зал довольно быстрым шагом, с подъемом произнес краткий тост, даже пообщался с некоторыми приглашенными. И спустя примерно полчаса уехал. Как бы там ни было, для всех, кто стал свидетелем официального начала второго президентского срока Б. Ельцина, стало очевидно, что нездоровье лидера превратилось в один из основных факторов российской политики»[1393].

16 июля Ельцин сделал руководителем Администрации Президента Анатолия Чубайса, главного идейного вдохновителя своей избирательной кампании, а Николая Егорова, единомышленника разжалованного Коржакова, снова назначил губернатором Краснодарского края[1394]. Журналисты стали называть Чубайса российским «регентом». Премьер-министром остался Виктор Черномырдин, кандидатуру которого Госдума безропотно утвердила 10 августа.

Базовая тема следующих шести месяцев не была связана с политикой: Ельцин боролся за свою жизнь и выздоровление. К июлю инъекции тромболитиков облегчили его нестабильную стенокардию. После того как в августе состоялась его инаугурация, в Московском кардиологическом центре был проведен набор медицинских обследований, в том числе и коронарная ангиография, от которой он отказался в 1995 году. Немецкие хирурги, к которым обратился канцлер Гельмут Коль, посоветовали российским специалистам провести аортокоронарное шунтирование, и сделать операцию за границей. Консультации с членами семьи проходили нелегко, потому что директор московской клиники Евгений Чазов был тем самым человеком, кто по поручению Политбюро наблюдал за состоянием здоровья Ельцина после его «секретного доклада» в 1987 году (Чазов в то время работал министром здравоохранения СССР). Некоторые врачи опасались того, что Ельцин не выдержит шунтирования, и надеялись ограничиться баллонной ангиопластикой. Чазов считал, что риск «колоссальный», но Ельцину следует на шунтирование пойти[1395]. Его показатель фракции выброса крови из левого желудочка — стандартный показатель эффективности работы сердца — был 22 %, тогда как у здорового человека он составляет от 55 до 75 %. Без медицинского вмешательства Чазов и другие врачи давали человеку с такими симптомами от 1 года до 2,5 года жизни. Они сообщили родственникам, что либо нужно делать операцию, либо Ельцину придется ограничить физическую активность несколькими часами в день и полностью отказаться от любых нагрузок и поездок, то есть превратиться из реального президента в номинальную фигуру.

Ельцин был исполнен дурных предчувствий по поводу опасностей операции на открытом сердце и потери контроля над телом и над ситуацией, которую она повлечет. В конце августа Татьяна Дьяченко, бывшая в доверительных отношениях с Сергеем Пархоменко, редактором журнала «Итоги», получила от него черновик статьи, которую предполагалось издать в журнале; текст анализировал все за и против, связанные с операцией. Татьяна подумала, что отца успокоит, если они с матерью покажут ему статью еще до публикации. Пархоменко отложил публикацию на неделю и был вознагражден письменным интервью с президентом. Черномырдин, который перенес операцию на сердце в 1992 году, также восхвалял перед Ельциным преимущества этого метода[1396].