Ельцин

Так продолжалось до октября 1987 года. Как становится ясно из архивных материалов, на некоторых заседаниях руководства Ельцин и Горбачев открыто конфликтовали, в других случаях Ельцин просто молчал или ограничивался короткими репликами. Он чувствовал себя «чудаком, а скорее чужаком» в этом коллективе[486]. В Политбюро 24 марта он подверг жесткой критике «спецшколы» с углубленным изучением иностранных языков для детей московской элиты, что вызвало ответный огонь Горбачева и Лигачева. 23 апреля Горбачев осудил газетные статьи о служебных машинах, поликлиниках и других номенклатурных привилегиях (такие статьи активно печатала «Московская правда»); Ельцин ответил, что средствам массовой информации и народу нужно дать разумные объяснения подобных привилегий, если те продиктованы высшей необходимостью. На заседаниях Политбюро в апреле и мае Ельцин красноречиво отстаивал углубление экономических реформ. Он поддержал и сохранение центрального планирования и целесообразность формирования плана «снизу» — так, чтобы эффективные предприятия, выполнив государственный план, могли бы использовать сверхплановую продукцию для собственных нужд или для продажи по свободным ценам. Подобное предложение выросло из модели «комплексных бригад», которой Ельцин оказывал предпочтение в Свердловске. 28 сентября Ельцин заявил в Политбюро, что партия прячет голову в песок, не замечая движения неформалов — то есть неправительственных объединений граждан, а комсомол окостенел и не способен предложить советской молодежи привлекательных альтернатив. «Комсомол сам ничего не творит и другим мешает». Предложенное привлечение в комсомол партийных пропагандистов, работающих по старинке, «не принесет результатов». А трещащая по швам экономика только оттолкнет население от идей перестройки: «Мы сказали, что за два года произойдет улучшение. Но особых изменений не произошло. И возникают вопросы… Был один период, когда стало получше, потом опять…»[487]

К октябрю их противостояние стало еще более напряженным. На марафонном заседании Политбюро 15-го числа Горбачев бескомпромиссно отверг комментарий Ельцина к 120-страничному проекту его выступления в честь 70-й годовщины большевистской революции 7 ноября. В книге «Жизнь и реформы» Горбачев пишет, что замечания Ельцина были «проникнуты духом большой осторожности и консерватизма», тогда как его собственные взгляды отличались чистейшим вольнодумством[488]. Судя по архивным материалам, ситуация была не столь однозначной.

Ни Горбачев, ни Ельцин не знали, насколько далеко следует заходить в пересмотре советского наследства. На заседании 15 октября Горбачев по многим вопросам отступил от коммунистического катехизиса[489]. Однако он также высказался в защиту борьбы Сталина с троцкизмом и другими внутрипартийными оппозиционными группами, положительно говорил о его деятельности в годы войны, а также поддержал «ликвидацию кулачества как класса» во время коллективизации, напомнив и об организаторской работе своего деда в родном Привольном. Ельцин, выходец из семьи раскулаченных, не стал говорить о коллективизации, борьбе с оппозицией и руководстве во время войны, хотя высказался о других исторических проблемах. Лейтмотивом его выступления стала идея о необходимости признания вклада в историю страны рядовых граждан и коммунистов. В 1917 году партия узнала, «как привлечь большинство населения и советов» на свою сторону; в 1945 году одержать победу над Германией не удалось бы без самоотверженности простых рабочих и солдат. Ельцин предложил иначе взглянуть на роль Ленина — отголосок березниковской юности — и включить в юбилейный доклад оценки ряда его соратников-революционеров. В то же время ему не удалось скрыть раздражения оттого, сколько усилий тратится на прошлое, тогда как большую часть народа сильнее волнует достойная жизнь в наши дни. Он предложил Горбачеву в своем докладе оценить результаты советского эксперимента и выразить позицию о предстоящем пути.

Рассекреченная стенограмма показывает, что Горбачев воспринял вопрос о темпах осуществления реформ близко к сердцу, хотя и не совсем так, как Ельцин. По другим же вопросам он упрекнул Ельцина за слишком прямолинейную оценку Ленина и, говоря эзоповым языком, за его эгоцентризм.

Ельцин: И я считал бы, что, кроме Ленина, необходимо назвать и его ближайших соратников.

Горбачев: Кого ты имеешь в виду?

Ельцин: Имею в виду Свердлова, Дзержинского, Калинина, Фрунзе.