Когда Колесников закончил выступление, один из слушателей задал вопрос:
— Почему мы делаем американцам столь явные уступки при сокращении ракет?
Колесников хмуро посмотрел на полковника, задавшего этот вопрос. Но тем не менее ответил без видимого недовольства:
— Мужики, только не втягивайте меня в политику, ради Бога! Давайте встретимся в другой раз, и я постараюсь подробно ответить на все ваши вопросы.
Я хорошо запомнил эти его слова и долго с интересом ждал — сдержит ли он свое обещание? Не сдержал. У меня тогда создалось впечатление, что НГШ страшно торопился покинуть стены академии… Безусловно, он мог бы подробно и квалифицированно ответить на вопросы слушателей. Но честность и критичность в оценках недавно подписанного договора были слишком опасными для генерала, занимающего столь высокий военный пост.
Уступки со стороны России были настолько очевидными, что НГШ не мог их не видеть. Но слишком рискованно для карьеры было прямо сказать об этом подчиненным. И потому он доказывал людям… обратное. Он доказывал, что «все по-честному, без обмана». Люди его не понимали.
Сидя рядом с ним на заднем сиденье «Волги», возвращавшейся на Арбат, я видел, что он сильно расстроен. Молчал и курил. И когда помощник пытался как-то отвлечь его, сказал:
— Саша, помолчи, пожалуйста…
Как странно, как несправедливо все получалось: генерал, несколько десятков лет честно пахавший во славу Отечества, был вынужден теперь говорить людям не то, что думал на самом деле.
Режим не только генерала Колесникова — всех нас приучал к политическому двуличию. Если бы генерал Колесников хоть что-нибудь «бухнул» против договора, он, очень возможно, быстро бы превратился в отставного НГШ… Надо было быть слишком большим врагом самому себе или очень рисковым человеком, чтобы посеять хоть каплю сомнения в правомерности действий Кремля и МИДа.
Он был слишком осторожным.
Только позже мне станет понятно, что он из тех людей, в чьих характерах невозможно отделить осторожность от трусости, хитрость от ума, тонкий трезвый расчет от банального ловкачества. Иногда мне казалось, что он старается проскользнуть сквозь узкий створ между жестокой правдой армейской жизни и честным объяснением главных причин складывающегося положения в войсках. При этом неизбежно надо было говорить о Власти. О ее, как сказал один из участников штурма Грозного, скотском отношении к армии.
У нас в ГШ говорили: «Был бы он смелым и честным — взял бы и рубанул все в глаза Ельцину!» Советовать легко. Тут и лейтенант часто кажется сам себе умнее и храбрее маршалов. Ну заявил бы начальник Генштаба Ельцину, что армия из-за невнимания власти к ней начинает рассыпаться. Во-первых, Ельцин об этом уже кое-что знал. А во-вторых, мог сказать: «Михаил Петрович, а зачем я тогда тебя на Генштаб посадил? Если недоволен — свободен…»
По мере того как ухудшалось положение в Вооруженных Силах, многие на Арбате стали поговаривать, что ситуацию можно будет исправить, если министр обороны и начальник Генштаба будут «драться» за интересы армии, публично апеллируя к президенту, правительству, парламенту. Да, это было рискованно для карьеры первых лиц в МО и ГШ, но состояние дел в войсках требовало именно такого риска. Гораздо опаснее для армии было смиренное молчание ее руководства.
У меня создавалось впечатление, что конфликтной борьбе за выживание армии Михаил Петрович предпочитал тихое сидение на должности. На это стали обращать внимание и другие офицеры. Стоило кому-то завести на сей счет разговор — опять споры. Сторонники Михаила Петровича доказывали, что его сверхосторожная позиция в отношениях с высшей властью продиктована некими тонкими соображениями. Какая доблесть есть в том, говорили мне некоторые сослуживцы, что НГШ будет пикировать на президента, на правительство, требуя, чтобы государство улучшило финансовое и материально-техническое снабжение армии? Его же в момент снимут. Сейчас не конфликтовать, а спасать армию надо.
Только как же спасать, если военный бюджет урезали, задержки с выплатами денежного содержания учащаются, количество бесквартирных офицеров растет, а соответствующие госпрограммы лопаются, местная исполнительная власть призыв новобранцев проваливает… При таком положении, будь НГШ хоть сам Ельцин, вряд ли бы удалось быcтро переломить эти тенденции. Многое действительно не зависело от Колесникова.
Нельзя было понять другое: почему наш НГШ идет на компромисс там, где творится очевидная глупость? Ведь еще до вступления в должность он не мог не видеть, какую нелепицу сотворил министр обороны, создав и замкнув непосредственно на себя Управление военного строительства и реформ. Управление занималось вопросами, которые издревле были прямой функцией Генштаба. Именно в Генштабе всегда проводились теоретические и научно-практические изыскания, относящиеся к области военной реформы. Создание УВСР привело к раздуванию штатов центрального аппарата.