Ельцин и его генералы

— Давайте пройдемся по каждой букве.

— Ты погуляй пока…

…И снова обжигает меня холодный сырой ветер на бульваре.

Идиотизм ситуации бесит. Зачем я приперся к Лобову? Ведь если следовать такой логике, то надо было «носить на утверждение» очерки всем, о ком я написал… Но это этическая, а не законодательная норма… Ситуация странная: написал о человеке добрыми красками, а его не устраивают «соседи» по книге… Я вспоминаю о том, как шесть лет назад пытался спасать реноме Лобова в газете, когда его неожиданно сняли с должности. Тогда Владимир Николаевич сам приходил в редакцию — бегать за ним не надо было..

А теперь вот гоняет он меня, как дворняжку…

Чувство унижения распаляет меня настолько, что я ду. маю: «Вот сейчас зайду к бывшему начальнику Генштаба и скажу с порога: «Товарищ генерал армии, я писал о королях, шейхах, президентах и министрах, но ни один меня в такое дурацкое положение не ставил».

Захожу снова к нему минута в минуту.

Он встречает меня лучезарной улыбкой и говорит:

— Ты по каким часам так точно живешь?

Я показываю ему свои старенькие «Командирские», которыми меня наградил еще маршал Язов.

— Награждаю от лица службы, — говорит мне Лобов и протягивает какие-то сказочные огромные часы. Еще и две запасные батарейки.

Он надевает мне часы на руку. Я благодарю его за королевский подарок и, еле скрывая негодование, говорю:

— Владимир Николаевич, я писал о королях…

— Слушай, — говорит он, сверкая такими чужими лукавыми глазами, каких я у него еще ни разу не видел, — давай-ка пока отложим это дело… Вот напишешь про Самсонова, Язова, Моисеева, тогда и обо мне поговорим…

— Обязательно напишу, — зло бурчу я. Затем снимаю подаренные часы, кладу их на стол и ухожу, не попрощавшись и не подав генералу руки.

На бульваре я почему-то уже не чувствую холода.

И мне так хорошо, что я живу по своим часам…

Глава 4. ГЕНЕРАЛ ГРАЧЕВ И ДРУГИЕ

НОСТРАДАМУС

— Попомните мое слово — Грачев застрелится!

В кабинете, где еще секунду назад стоял гам веселой офицерской пирушки, стихло, будто объявили минуту молчания. Генштабовский Нострадамус в полковничьих погонах победным взглядом обводит компанию собутыльников, ошарашенных его предсказанием, и основательно вгрызается в алую мякоть огромного соленого помидора. Полковник на другом конце стола так и не донес до рта пучок скрипучей гурийской капусты, замер, даже не замечая, как с фиолетового капустного хвостика падают ему на брюки марганцового цвета капли. Нострадамус поймал его перепуганный взгляд и добивает:

— Спорю на пять ящиков коньяку, что застрелится!

Отставной генерал по кличке «Талисман» (он служит в ГШ уже лет двадцать) деловито догрыз сочное кувейтское яблочко и встревает:

— Для того чтобы приставить пистолет к виску, надо иметь слишком много совести.

Офицерские головы, как по команде, дружно поворачиваются в сторону Нострадамуса. Компания ждет его выстрела.

— Для того чтобы приставить пистолет к виску, не обязательно иметь много совести. Достаточно понять, что у тебя ее никогда не было!

— Это все эмоции. Если бы у Грачева не было совести, он бы в октябре резину не тянул. И письменного приказа на Расстрел людей из танков от Ельцина не требовал бы!

Грачев дергался не из-за совести, а из-за трусости!

— Насчет трусости ты брось. Он в Афгане пять лет под ^лУли ходил. А приказ в октябре все же отдал. И мы его с вами выполняли.

— Ну это еще надо посмотреть, кто выполнял, а кто страусом работал!

— Вы кого имеете в виду?

— Товарищи господа офицеры! Мужики! Вы что! Кончай базар!

— Но при чем здесь Грачев? — вспыхнул друг. — Какая власть, такой и министр обороны.

И мне показалось, что он прав. Легко судить о Грачеве, сидя за стаканом водки. Тяжело быть Грачевым.

СОРОКОВОЙ

Генерал армии Павел Грачев был сороковым главой военного ведомства. Безусловно, в сравнении с такими выдающимися российскими полководцами, как генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толли, генерал-лейтенант Дмитрий Алексеевич Милютин, маршалы Георгий Константинович Жуков или Родион Яковлевич Малиновский, фигура Грачева по многим параметрам гораздо меньшего масштаба. И тем не менее его имя уже не вычеркнуть из нашей истории.

Грачев возглавил военное ведомство в переломный для России момент как фаворит главы нового режима. Это определило и его позицию, и характер его действий. Долгое время верой и правдой служивший одному политическому строю, он затем присягнул новой власти и с не меньшим рвением доказывал безграничную преданность ей. И был не одинок…

Грачев — фигура в определенном смысле уникальная. В истории России, пожалуй, нет второго такого генерала, у которого первая боевая операция в роли министра обороны была связана с расстрелом соотечественников.