«Я не председатель партии войны и даже не член такой партии. Я никогда не жаждал ничьей крови, но с тем, что происходит сейчас там, я мириться не могу. Почему все молчали, когда в девяносто первом — девяносто втором годах Дудаев захватил всю технику, вооружение, создал армию и, утвердив все это парламентом, начал набеги в станицы? Где была прокуратура и вы, господа журналисты? Вдруг появилась Чечня, началась война, все разом заголосили — ах, кровь, ах, трупы… Кто виноват?! Грачев?!. Извините, когда все это к нему уходило, были представители федеральных служб, была госбезопасность, были доклады наверх… Все молчали. Сейчас дело подходит к концу, и скоро прокуратура огласит, кто прав, кто виноват… Дальше официально объявили их бандитами, преступниками. Бьем, бьем, бьем, воюем, воюем, воюем, загнали их в горы, осталось две-три недели добить и вдруг — стоп. Переговорный процесс. А с кем разговаривать?! С Масхадовым? А кто такой Масхадов, кем он уполномочен? Бандитом Дудаевым? Поймите меня правильно, я профессионал, я никогда не прощу себе кровь моих солдат и офицеров, но когда после этого за шаг до победы начинается мирный переговорный процесс… й с кем?! Я этого не понимаю. А пока идут переговоры, мне докладывают: каждый день 50–60 обстрелов постов, каждый день убитые и раненые солдаты — и никакой реакции. Я же не могу сделать ни одного выстрела, не могу провести ни одной операции, иначе, видите ли, эти бандиты откажутся вести с нами переговоры. Мириться?! Не могу! Идет уничтожение русского солдата, более того, гибнут гражданские, строители… Два подрыва руководителей переговорного процесса — Лобова и Толика Романова. Теперь спросите прокуратуру: сколько у них заведено уголовных дел на бандитов? Ни одного! А сколько дел на солдат? Сотни! А солдаты мне говорят: «Товарищ министр обороны, до каких пор мы будем погибать в бездействии? Ответьте, нужны мы там или нет? Если нет, то выведите нас отсюда, если нужны, то дайте приказ воевать». И я тут на стороне русского солдата…».
В те минуты в нем было слишком много человека и слишком мало министра.
…Иногда, слушая исповеди Грачева, я испытывал к нему чувство жалости. Но никак не мог понять: то ли его мучает совесть и он ищет моральной поддержки, то ли пытается определить меру личной ответственности за все, что происходило с армией в Чечне. Министр исповедовался тем чаще, чем яснее становилось, какой жуткой ошибкой был ввод войск. В ноябре 1995-го он говорил:
— Решение о вводе войск в Чечню рождалось в больших муках после множества совещаний, консультаций с президентом, правительством, после нескольких заседаний Совета безопасности. Учитывалось соотношение сил и средств, возможные политические последствия. Я был против силовой акции именно в тот момент… В то же время, получив приказ, я как военнослужащий обязан был его выполнить… Но я не сомневался в том, что такая операция нужна, обстановка складывалась таким образом, что были исчерпаны все меры политического воздействия на ситуацию в Чечне… Но в какие сроки проводить операцию — вот это стоило обсудить подробнее…
Грачев путался: то он был против военной операции вообще («Я никогда не был сторонником силовых мер в Чечне»), то был только против сроков ее начала.
Несправедливые войны никогда не выигрываются. Кроме поражений и жертв, они порождают генералов, умеющих талантливо объяснять, почему от них отвернулась победа. Грачев не был исключением:
— Я не отрицаю, что в практическом выполнении этого решения было много шероховатостей. Это в первую очередь связано с недостаточной морально-психологической подготовкой некоторых офицеров и генералов, отсутствием опыта ведения боевых действий на своей территории.
Есть министры, которые идут на войну, чтобы спасти Родину.
Есть министры, которые идут на войну, чтобы спасти должность.
…В декабре 1995-го Грачева снова потянуло на откровения. Он рассказал о подробностях своей последней встречи (декабрь 1994 года) в Слепцовске с Джохаром Дудаевым. Эта встреча, на которую министр получил согласие президента России, была последней попыткой решить все мирным путем.
…Грачев прилетел в Ингушетию на вертолете в сопровождении десяти охранников. Примерно через час в сопровождении большой колонны вооруженных людей (до 150 человек) прибыл Дудаев.
Вначале встреча проходила в присутствии чеченской делегации. Потом Грачеву дали понять, что Дудаев хочет поговорить с глазу на глаз, и генералы уединились в соседней комнате. Там Грачев сказал Дудаеву:
— Джохар, это твой последний шанс.
Дудаев до конца еще не верил, что российские войска могут начать боевые действия. Он спросил Грачева:
— Неужели вы действительно пойдете на нас?
— Да, пойдем, — ответил Грачев, — решение принято, и готовься к самой настоящей войне. Но еще не поздно признать незаконность всех ваших решений.
— Я не могу отказаться от этих решений.
— Почему? — спросил Грачев.
— Я не принадлежу сам себе. Если я приму такое решение, то меня не будет, — будут другие, которые выполнят принятые нами решения…
Грачев спросил:
— Тогда война?
Дудаев ответил:
— Война…