Ельцин как наваждение

Ельцин встает и начинает говорить в своей обычной манере – будто зачитывает обвинительный приговор военного трибунала. Про догматизм и медлительность Горбачева. Про его зависимость от правящей партийной номенклатуры. Про буксующие в стране реформы. Про стремление России к демократии и рыночной экономике. Про то, что она, Россия, поддержит законное стремление братских народов СССР к независимости и свободе. Что Горбачеву самое время уйти в отставку, а вся полнота власти в стране должна быть передана Совету Федерации в составе руководителей союзных республик. Что он, Ельцин, намерен всемерно содействовать возвращению России в Европу, неотъемлемой частью которой она была на протяжении веков. Словом, произносит все то, чего симпатизирующие нам европейские друзья не советовали произносить в ходе этого визита, если, конечно, мы хотим, чтобы он оказался более или менее успешным.

Молоденькая социалистка, сидящая в партере, довольно визгливо выкрикивает, видимо, измучивший ее вопрос: «Чем вам мешает Горбачев?! Чем вам мешает Советский Союз?!».

– Борьба за суверенитет России и других республик нашей страны есть, прежде всего, борьба с советской тоталитарной системой и лишь после этого – с ее последним звеном в лице союзного Центра, который воспроизводит, понимаешь, традиционные, репрессивные методы управления. В старом унитарном Союзе перемены невозможны. Необходим демонтаж мощных командно-бюрократических структур!

Выступление окончено. В зале тишина. Ни аплодисментов, ни гула неодобрения. Ельцин произносит нечто отдаленно напоминающее «До свидания!» и выходит из зала. Это наш первый испеченный в Европарламенте блин, и он, как ему и положено, комом.

Но самое неприятное происходит чуть позже, на встречах с Катрин Лалюмьер и Жискар д’Эстеном. В общении с ними Ельцин делает упор на тему важности и необходимости своей встречи с президентом Миттераном. Видимо, полагает, что так до того быстрее дойдет его настойчивое пожелание. Но и этого показалось мало – все свои сегодняшние интервью, а их было около пяти, он неизменно заканчивает словами: «Нам с президентом Франции есть что сказать друг другу! Я готов к встрече. Дело за ним». В 1989 году он точно таким же способом в Америке выбивал встречу с президентом Бушем. Но не думаю, что с Миттераном это «прокатит». Скорее всего, позиция Елисейского дворца станет настолько жесткой, что нам попросту откажут, причем сделают это в чувствительной для самолюбия форме. И с последствиями для репутации.

Скорее бы все закончилось! Как угодно, но лишь бы скорее!

Уже в коридоре какой-то депутат хватает Ельцина за руку и тащит в телевизионную студию Европарламента. Такое вообще не предусматривалось программой! Что за депутат, что за телепередача?! Пытаюсь остановить шефа: «Борис Николаевич…», но со вчерашнего вечера меня для него не существует. Он уже сидит в кресле, режиссер уже скомандовал: «Камера!», и тут ко мне подходит руководитель парламентской Службы протокола и шепчет на ухо:

– Это выступление очень навредит репутации господина Ельцина.

– А в чем дело?

– Вы разве не знаете, кто сидит рядом с ним? Жан-Мари Ле Пен. Поверьте, очень одиозная фигура. Лидер французских националистов.

Поздний вечер. Готовясь к завтрашнему перелету в Париж, российская делегация отдыхает в отеле. Все мероприятия отменены. Обо мне шеф едва ли вспомнит, поэтому ужинаю с Ряшенцевым и Шапю в маленьком ресторанчике, неподалеку от Кафедрального собора. Правильнее было бы сказать – они ужинают, ибо у меня нет ни малейшего аппетита. Что называется, кусок в горло не лезет. А Фредерику еда не мешает рассказывать о первой реакции европейской прессы на наш визит. Надо признать, она довольно скверная. Ельцина не жалуют комплементами. Общая оценка – в Европарламенте ему оказан более чем холодный прием. Как написала одна из парижских вечерних газет: «Европейские депутаты вылили на демагога и популиста из России бочку ледяной воды».

…Перелет из Страсбурга в Париж занимает не многим более часа. Почти как от Москвы до Питера. Чтоб лишний раз не попасть на глаза Ельцину, сажусь в самом конце салона. Не потому, что страшусь его гнева, а потому, что если он вдруг спросит меня про Миттерана, сказать мне ему пока нечего – вопрос остается открытым. Вчера, уже поздно вечером, мне в номер позвонил Ряшенцев и сообщил тревожную новость – сегодня, то есть именно тогда, когда мы прилетим в Париж, президент Франции у себя в Елисейском дворце примет председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова. Согласится ли Миттеран в тот же самый день встретиться с еще одним советским гостем, причем крайне враждебно настроенным к первому? Большой вопрос. Но завтра нам уже надо возвращаться в Москву. Так что вырисовывается патовая ситуация – или сегодня, или никогда.