Ельцин как наваждение

– За то, что не пресек твою болтливость, – похоже, мои вопросы слегка раздражают Виноградова, а потому он сразу переходит к главному: – В общем, решено тебя наказать.

– Насмерть или как?

Чувствую, Виноградов усмехается:

– Старик, это уж как получится. Я сейчас был в Кремле, в Службе безопасности, и мне старый сослуживец рассказал, что Коржаков поручил твое дело своему новому сотруднику, адмиралу Рогозину. У того в милиции «на трех вокзалах» есть свои люди. Так вот они и пришлют тебе «весточку».

– Ментов, что ли?

– Не обязательно. Скорее всего, вокзальную шпану. Но это и неважно. Ты же не станешь, надеюсь, дожидаться их прихода? Бери самое необходимое, и вон из Москвы! Хотя бы на какое-то время. А то после нам с Ряшенцевым придется тебя по косточкам собирать.

Сижу на кухне в глубоком раздумье: что же делать? У меня мать при смерти, уже с постели не встает. С ней рядом сестра, инженер-программист из КБ ракетных систем, недавно оставшаяся без работы. Жена в длительной командировке. Дочь, студентка МГУ, со стипендией в разы ниже прожиточного минимума. Куда я от этих забот-хлопот побегу? Может, Виноградов все же слегка сгустил краски? Какая-то вырисовывается не укладывающаяся в голове цепочка – от президента России до привокзальной шпаны. Чудно, право!

Звонок в дверь возвращает в реальность уже не столь радостного утра. Почему-то кажется, что это Виноградов. Почувствовал мою неуверенность и примчался убедить в необходимости смыться из города. Причем как можно скорее. Открываю дверь (дверного глазка у меня отродясь не было) и…

Резкий удар отбрасывает от двери…

Кто-то садится мне на спину, хватает за волосы и бьет головой об пол…

Хорошо, что повалили на ковер, не так больно…

Господи, как же от них воняет мочой и водочным перегаром! Задыхаюсь…

Почему они носят такие тяжелые зимние ботинки? Весна же…

И какой мерзкий, прокуренно-спитой голос:

– Побольше пиши в своей ё***ной газетенке! Запомни, сука, мы вернемся, если что!

Все будто в тумане. Ничего не вижу. И не слышу. Какие-то обрывистые звуки – удаляющийся топот тяжелых ботинок, стук захлопнутой входной двери, судорожный старт допотопного лифта. И противный монотонный звон в ушах. А в голове единственная мысль: как хорошо, что дочери не было дома! Как было бы стыдно – папу шпана отлупила…

До вечера отлеживаюсь на диване. Не так больно костям, как мерзко душе. Время от времени накатывает неконтролируемая злоба: ну, Саня, погоди, отомщу! И самому становится смешно от этой мысли. Представляю, будто ранним утром (или поздним вечером) подкарауливаю двухметрового бугая возле Спасских ворот и луплю его до тех пор, покуда не захлюпает носом и не запросит пощады. Или еще лучше сюжет – останавливаю ельцинский кортеж на Рублевке, вытаскиваю из машины любимого охранника и луплю ногами по ребрам (надо будет где-то раздобыть ботинки потяжелее).

Да-а…

Но и делать вид, что ничего не произошло – себя не уважать. Поднимаю трубку и набираю домашний номер Виноградова:

– Володя, это я.

– Погоди, я тебе позже из автомата перезвоню.

Позже – это следующим утром.

– У меня есть одна возможность отомстить – написать обо всем в газете.

– Что ж, это по-мужски. Но у меня условие – не упоминать моего имени.

– Боишься?

– Не говори ерунды! Просто Коржаков знает, с кем из его сотрудников я в тот день встречался. Тебе рассказать, что с этим офицером после сделают?

– Извини, сморозил глупость.

Сказать-то про заметку я сказал, а вот кто ее опубликует, об этом не подумал. А ведь ее, пожалуй, никто не захочет публиковать. Во-первых, у меня нет никаких доказательств, а дело пахнет судебным иском. А во-вторых, кому охота навлекать на себя гнев царских опричников? Никому. Разве что Дима Муратов, по старой дружбе, согласится подставить по удар свою новорожденную «Новую ежедневную газету». Он парень отчаянный.

…Сегодня вышла моя заметка про нападение с именами главных героев – Ельцина, Коржакова, Рагозина. И несколькими безымянными персонажами – милицейского начальника с «трех вокзалов» и троицей его подопечных алкашей. Но имени Виноградова в ней нет, и ни слова о том, что я был заранее предупрежден.

Не скажу, что заметка моя произвела всеобщий фурор, но все-таки не прошла незамеченной. О ней говорят, ее цитируют, меня даже хвалят. Не все, но многие. А Кремль молчит. Никакой реакции. Затаился и выжидает. Но я уже не Плейшнер, опьяненный свободой и забывший о подстерегающей его опасности. Уже осознал, что для этой братии нет ни Закона, ни моральных преград. Политические беспредельщики. Поэтому настороже.