Ельцин как наваждение

Излагаем Суханову суть нашей идеи: если Борис Николаевич поможет с лечением за границей Никиты Михайловского и еще двух девочек, Кристины Пащенко и Наташи Бажан, дочек питерских театральных актеров, то это, несомненно, будет воспринято с благодарностью в театрально-киношных кругах. Мало того, это нивелирует тот негатив в оценках Ельцина, который проскальзывает в последнее время в речах некоторых видных представителей прокоммунистической творческой интеллигенции.

– Да-а, это был бы сильный ход, – чувствуется, Суханову идея пришлась по душе. – Думаю, после этого все питерские актеры будут на нашей стороне.

– И не только питерские. Вообще все! – Ярошенко, что называется, берет быка за рога: – Ну что, Лев Евгеньевич, идем к шефу?

– Нет, сначала я его должен подготовить. А то, понимаешь, есть у нас такие, – Суханов кивает на закрытую дверь, ведущую в приемную, – что примутся стращать шефа: мол, раз у вас просят не рубли, а валюту, значит, это какая-то подстава! Кстати, о какой сумме мы ведем речь?

Вчера Виктор называл мне некий минимум – пятнадцать тысяч долларов, из расчета по пять на каждого. Но вдруг не хватит? Поэтому сходу утраиваю сумму: сорок пять тысяч! Суханов горестно вздыхает (видимо, она кажется ему чрезмерной и даже неподъемной) и уходит в кабинет шефа, а мы с Ярошенко, настраиваясь на долгое ожидание, включаем кипятильник. Но попить чайку не удается. К нашему удивлению, ждать приходится недолго, не более пяти минут.

Вернувшийся в кабинет Суханов выглядит озабоченным, и это настраивает на неудачу:

– Не согласился?

– Согласился.

– И не пришлось уговаривать?

– Я же говорю, согласился. Но больше тридцати тысяч дать не может. И еще: даст наличные доллары, – Ярошенко пытается что-то сказать про три банковских счета, которые ему сообщил Басилашвили, но Суханов повторяет тоном, не терпящим возражений: – Только наличные! Так что, наверное, тебе, Павел, придется съездить в Ленинград. Никто из наших сотрудников не поедет. Ты готов?

– А когда будут деньги?

– Приходи завтра часам к двенадцати. Выдадим тебе всю сумму. Постарайся достать билет на самолет, но если поедешь поездом, то лучше не одному. Не рискуй. Возьми с собой кого-нибудь.

Кто помнит, какую бездну всего в 1989 году можно было приобрести в Москве на тридцать тысяч долларов, тот оценит беспокойство Суханова. Это были огромные, просто бешеные деньги! Мой однокурсник, вернувшийся на Родину после нескольких лет жизни в Израиле, за сорок тысяч приобрел трехкомнатную квартиру в тихом переулке неподалеку от Покровских ворот. Думаю, сейчас он не купил бы ее и за полмиллиона. А в ту пору валюта (неважно какая, лишь бы конвертируемая – доллары, фунты, марки, франки и даже экзотические йены) имела немыслимую покупательную способность. Тот, у кого она водилась, катался как сыр в масле. Для него не было проблемы что-то купить. Он мог позволить себе все, и даже больше, чем все.

Зато была другая проблема, тоже вполне реальная, – за валюту легко могли убить, и убивали, к чему общество привыкло как к печальной обыденности, как к неизбежному злу рыночных новаций. С водителем моего давнего приятеля Яхьи Акиева случилась именно такая беда. В конце 80-х он был задушен в своей машине лишь из-за того, что случайный пассажир разглядел у него в бумажнике несколько сотенных зеленых купюр. Конечно, и сейчас из-за долларов могут лишить жизни. Но цена подобного преступления уже много выше. Если злодей – не какой-нибудь трясущийся в похмелье алкаш и не измученный ломкой наркоман, то за сотню и даже тысячу «баксов» мало кто отважится рисковать свободой и головой.