Ельцин. Кремль. История болезни

Сам того не подозревая, Руцкой оказался в роли веселого лопоухого щенка, подаренного заботливыми родителями своим чадам во время дачного сезона. Но за лето щенок подрос, погрыз все обои и мебель. Пора возвращаться в город, а куда его девать? И выкинуть – жалко, и с собой – не возьмешь.

Простите, но кого за это следует винить? Щенка? Или горе-родителей?..

Никогда и ни с кем Ельцин не собирался делиться властью: ни с парламентом, ни с вице-президентом. Власть была для него смыслом жизни; ради нее он терпел мучения и унижения, рисковал здоровьем, пер напролом.

Даже став президентом, Ельцин – в глубине души – продолжал ощущать себя, как и прежде, секретарем обкома. Вице-президент – в этой конструкции – всего-навсего был вторым секретарем, а спикер парламента и вовсе – бессловесным председателем облисполкома. Для премьер-министра же места в этой иерархии просто не нашлось, поэтому первое правительство Ельцин возглавил самолично.

Рано или поздно эта заложенная мина противоречий и взаимных обид должна была взорваться. И она-таки взорвалась.

В конце 1991 года Руцкой отправился с поездкой в Сибирь. То, что увидел он там, потрясло вице-президента до глубины души. Люди перестали получать зарплаты и пенсии, во многих городах не было тепла и света.

Резкий на слова Руцкой, не сдержавшись, бросил тогда во всеуслышанье сразу же ставшими крылатыми слова насчет «мальчиков в розовых штанишках». Неважно, что потом он будет уверять, будто имел в виду вовсе не Гайдара с Бурбулисом, а молодых депутатов. Президенту мгновенно внушили, что это – выпад против его ставленников, а значит, и против него самого.

Надо сказать, что от смены декораций нравы в Кремле нисколько не изменились. Наряду с грызунами, тараканами и воронами, облюбовавшими церковные купола, Кремль достался Ельцину вкупе с многолетними традициями великосветских интриг.

Соратники – наперебой – настраивали президента друг против друга. Они образовывали коалиции, попеременно враждовали, боролись за близость к телу. Все сказанное Хасбулатовым и Руцким мгновенно передавалось Ельцину, только еще в более гипертрофированных размерах.

Эти семена падали на благодатную почву. Всякий раз, выслушав новую порцию сплетен , Борис Николаевич впадал в ярость и гневно сжимал кулаки.

Примерно то же самое происходило и в покоях спикера и вице-президента, где такие же точно интриганы и наушники настраивали своих патронов против Ельцина.

Внешне походило это на коммунальную свару а-ля «Воронья слободка». Каждая из сторон пыталась уязвить и зацепить противника побольнее, не стесняясь уже ни в методах, ни в выражениях.

После того как два вице-спикера – Сергей Филатов и Владимир Шумейко – ушли от Хасбулатова в ельцинский стан, Руслан Имранович, случайно встретив их, задиристо бросил:

– Что, доигрались, сукины дети?

В ответ рослый Шумейко, резко повернувшись к спикеру, ответствовал с той же учтивостью:

– Ну, ты, сморчок, помолчи, а то я тебя размажу по этой стенке!

Другой раз с Филатовым столкнулся Руцкой.

– Я тебя, блядину, первого повешу, когда к власти приду, – ласково пообещал вице-президент.

Это высокая политика, да?

Каждый съезд народных депутатов проходил отныне в стиле мексиканского сериала. На Седьмом съезде, в декабре 1992 года, Хасбулатов попытался даже провести поправку в Конституцию, ограничивающую президентскую власть и дающую право парламенту самостоятельно формировать правительство: для принятия поправки не хватило всего-то четырех голосов. Тем не менее депутаты признали работу правительства неудовлетворительной.

Этот наезд окончательно вывел Ельцина из равновесия. Как он сам признается потом, со съезда на дачу президент приехал в «полном трансе».

«Наверное, такое со мной случилось впервые за пять лет, с 1987 года… Задним числом я понимаю, что моя болезненная реакция на такие экзекуции – это рецидив того психологического надлома, который произошел у меня после пленума Московского горкома партии».

Аналогия между ноябрем 1987 и декабрем 1992 годов, действительно, напрашивается сама собой, даже против воли.

Если человек хотя бы раз ступил на скользкий путь суицида, в его сознании – неизменно – происходит сдвиг; рано или поздно он вновь задумается о самоубийстве.

9 ноября 1987 года, накануне горкомовского пленума, Ельцин пытался сделать себе харакири при помощи канцелярских ножниц.

28 сентября 1989 года он – так, по крайней мере, полагают его соратники – прыгнул в воду, чтобы инсценировать покушение на себя.

9 декабря 1992 года, вернувшись со съездовского аутодафе , президент намертво запирается в жарко натопленной бане.

«Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо… Очень нехорошо».

(«Записки президента».)

Из парилки его вытащит, взломав дверь, верный Коржаков…

Что это было? Очередная попытка суицида напоказ, желание попугать родных и соратников, вызвать у них жалость и страх? Или же – обычный нервный срыв?