По агентурным данным, Горбачёв потерял доверие широких слоёв населения и начал терять авторитет у главных западных политиков. В справке КГБ, представленной Крючкову, говорилось, что «…в ближайшем окружении Дж. Буша полагают, что М.С. Горбачёв практически исчерпал свои возможности как лидер такой страны, как СССР… В администрации Буша и правительствах других западных стран пытаются определить возможную кандидатуру на замену Горбачёва»…
Дело не в том, насколько это сообщение КГБ соответствовало действительности, важно, что Крючков явно опирался на эти данные, строя тактику заговора. Тактику не чисто военного переворота, а фактически легальной, административной трансформации в верхних эшелонах власти – замены «всем надоевшего» Горбачёва».
Горбачев знал о заговоре?
Как не раз уже говорилось, у многих тогда возникли подозрения – они сохранились и позже, сохраняются до сих пор, – что Горбачев каким-то образом был связан с ГКЧП: может быть, и не участвовал в заговоре, но особо и не препятствовал ему, знал о нем, и при этом не принял меры, чтобы его не допустить, выжидал, чем окончится дело. Сами гэкачеписты, впрочем довольно невнятно, потом утверждали, что действовали с благословения президента. Болдин, например, в своей книге «Крушение пьедестала» пишет, что в своих действиях он и его подельники исходили из того, что в прошлом, начиная с января 1981 года, Горбачев не однажды заводил разговор о необходимости ввести в стране чрезвычайное положение, давал разным сотрудникам поручения разработать соответствующий план.
Вот только вопрос: если была такая уверенность, что Горбачев примет их план, зачем отключать у него ВСЕ телефоны, зачем врываться к нему без предупреждения в сопровождении вооруженных людей, зачем объявлять его тяжело больным, не способным управлять страной?
Объяснение тут может быть одно: НЕКОТОРАЯ НАДЕЖДА, ЧТО ГОРБАЧЕВ ПРИМКНЕТ К НИМ ИЛИ ХОТЯ БЫ ПРОСТО ОБЪЯВИТ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, БЫЛА, НО ВОТ УВЕРЕННОСТИ В ЭТОМ НЕ БЫЛО.
А раз уверенности не было, следовало готовиться и к другому сценарию – без Горбачева, изолировав его в Форосе, как-то объяснив эту изоляцию народу (объяснили – он, мол, «тяжело заболел»).
Подозрения насчет роли Горбачева, видимо, сразу возникли и у Ельцина. В «Записках президента» он пишет, что когда он услышал утром 19 августа вместе с передававшимися документами ГКЧП заявление Лукьянова по поводу нового Союзного договора (дескать, этот договор во многом противоречит Конституции), ему представились два возможных варианта, как этот человек, близкий друг и соратник Горбачева, мог оказаться в этой компании:
«Первый вариант – Лукьянов предал своего друга и шефа. Второй, более сложный, но который тоже надо просчитывать: Горбачёв знает обо всей ситуации, это подготовленный им сценарий – грязные руки расчистят ему путь, он сможет вернуться в новую страну, находящуюся в режиме чрезвычайного положения. И потом можно будет разобраться и с демократами, и с российским руководством, и с «обнаглевшими» прибалтийскими странами, и с остальными союзными республиками, последнее время поднимающими голову. Можно будет решить все вопросы. Мы – российское руководство – призываем к гражданскому неповиновению, акциям протеста. Вот-вот вокруг Белого дома построят баррикады, неизбежны столкновения. А тут появляется Горбачёв, руками Янаева и Лукьянова торпедировавший Союзный договор…»
Еще одно, не очень лестное для Горбачева ельцинское рассуждение, касающееся темы «ГКЧП и Горбачев»:
«Путч провалился тогда, когда в Крым к Горбачёву послали изначально слабую делегацию. Руководителей такого уровня, как Бакланов, Шенин и Варенников, Горбачёв, по определению, испугаться не мог».
Стало быть, согласно этой логике, если бы к Горбачеву в Форос приехал кто-то другой, Горбачев мог бы их и испугаться? А кто бы его мог напугать? Крючков? Язов? Тот же Лукьянов? Янаев? Павлов?.. Что-то не видно таких уж очень страшных для Горбачева фигур.
В целом у Ельцина проскальзывает двойственность при разговоре на тему «Горбачев и путч». С одной стороны, он подозревает, что Горбачев каким-то образом мог быть причастен к путчу, по крайней мере, мог знать о его подготовке и не воспрепятствовал ему, с другой, – как мы видели, сочувствует Горбачеву, запертому в Форосе и высоко оценивает его роль в срыве переворота (не только, мол, его, Ельцина, тут заслуга):
«Очень многое зависело от поведения Горбачёва и от реакции путчистов на поведение Горбачёва. Сломай они его, прибегни к насилию – и цепная реакция докатилась бы до Москвы. А оттуда – по всему Союзу».
Но Горбачев «не сломался».
Все же в дальнейшем, особенно после выхода воспоминаний участников событий, в частности воспоминаний Болдина, Ельцин, по-видимому, все больше стал склоняться к убеждению, что Горбачев знал или, по крайней мере, догадывался о подготовке путча, что у него на этот случай были свои расчеты.
Алиби Горбачева?