Первое шоу в Сан — Антонио было вялым представлением, согласно одному из отзывов, но по новым стандартам непосредственно внутри группы это был успех. Все хотели убедить друг друга, что теперь, когда новый врач составил новый план лечения, дела Элвиса пойдут на лад. Однако второй концерт, дневное представление на саммите в Хьюстоне, полностью развеял все их иллюзии как дым. Элвис был так накачан, по свидетельству одного из участников группы, что у всех возникали сомнения, сможет ли он произнести хоть слово со сцены, не говоря уже о передвижении по ней. Он дал такой концерт, который перевернул представление многих зрителей о том, какие концерты бывают вообще. Многих же больше всего занимал вопрос: сколько он еще сможет вот так протянуть. Полковник, который наблюдал за сценой и своим подопечным все представление, был вне себя. Элвис переходил все рамки дозволенного, опасно играя с любовью своих поклонников. Он как будто хотел узнать, где же эта любовь заканчивается, каковы пределы их верности и преданности ему. Кроме того, он испытывал терпение хьюстонских офицеров полиции из службы охраны, которые, как осознал Полковник в панике, уже открыто говорили между собой о состоянии Элвиса. Им только не хватало какой — нибудь дотошной ищейки, которая в один миг сбросит Элвиса с вершины в самое пекло общественного позора. Хуже всего было то, что каждый знал: уже не было никакой возможности отрицать или пытаться покрыть очевидное.
Он вывез Элвиса из города так быстро, как это было только возможно. Затем он связался со своим старинным приятелем Биллом Уильямсом, который занимался развлекательным бизнесом в Хьюстоне, организуя так популярные в городе родео.
Уильямс по просьбе Полковника должен был уладить ситуацию с полицией. К сожалению, он уже не мог ничего сделать, чтобы помешать газете Houston Post опубликовать рецензию на шоу на следующее утро. «Элвис Пресли разбивает людские сердца уже более двадцати лет, — начинал свою статью критик и многолетний поклонник Элвиса Боб Клэйпул, — но в этот субботний полдень — совершенно необъяснимым и неожиданным образом — он не пощадил и мое сердце. Концерт был ужасающим, — писал Клэйпул, — он был похож на угнетающе невнятную, любительскую поминальную мессу, которую отслужила постоянно спотыкающаяся и мямлящая личность, которая ничем не напоминала Короля чего бы то ни было, тем более рок — н–ролла». Фанаты, как наблюдал Клэйпул, не заметили ничего странного в поведении своего кумира; как всегда преданные, они старались пробраться к сцене поближе, неся с собой подарки: собственные рисунки Элвиса, огромную игрушечную собаку длиной шесть фунтов, плюшевого мишку. Возникала мысль; наступит ли такой момент, когда они не захотят ходить на его концерты, писал он, не важно, насколько он будет плох, болен или незаботлив. «Но для многих из нас наше к нему отношение никогда уже не будет прежним, потому что человек, который подарил нам необыкновенный миф рок — н–ролла, человек, который создал его, оживил его и жил в нем, по непонятной причине теперь украл у нас этот миф, все это волшебство».
Этой ночью Полковник заставил Джо позвонить доктору Нику. Он нужен им, сказал Джо мемфисскому врачу, дав понять, что говорит и от лица самого Полковника. Ник воспринял эти слова как нечто приближенное к извинению: он не мог припомнить, чтобы Полковник когда — либо раньше просил его о чем — то. Он сказал, что с радостью присоединится к ним, как только узнает, что этого хочет сам Элвис. Вскоре после этого Элвис позвонил ему и попросил приехать к ним. Сам лично он встретил доктора Ника в Мобиле на следующий день.