Преображение в секс-символ радикальным образом изменило его отношения с женским полом. До сих пор пай-мальчик, выросший в семье, одержимой мыслью о том, чтобы пробиться в средний класс, и думать ни о чем таком не смел. И вдруг он в один день освободился от табу, установленных его средой, и был волен удовлетворять желания, подавляемые с момента полового созревания. Он себе в этом не отказывал. Точно так же, как он мог подарить матери дом или купить машину своей мечты, он мог теперь коллекционировать фанаток с непоследовательностью тинейджера, свободного от всяких запретов. Получив известность и деньги, единственный сын в приличной семье «белой бедноты» открыл для себя удобство девушек легкого поведения, хотя был воспитан в почтении к Мадонне.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, Элвис ограничивался тем, что само плыло в руки, старательно избегая советоваться со своей совестью. Пронзительные вопли, которыми его приветствовали, когда он выходил на сцену в начале своей карьеры, сменились обожанием девочек, отдававшихся ему с истерическим исступлением, и этот замкнутый мальчик, одержимый страхом перед тем, чтобы спать одному, не испытывал никаких проблем с тем, чтобы найти спутницу на ночь на каждом новом этапе своих гастролей. Как и у моряков, у странствующих музыкантов, говорят, есть девушка в каждом порту, но экзальтированность поклонниц Элвиса переходила все границы. Жена Билла Блэка вспоминает о завершении типичного концерта: «Прямо как стадо коров. Даже смешно становилось. Когда Элвис с ними попрощался, они порвали его рубашку, а одна девочка попросила его расписаться на ее груди».
Запретный плод был слишком соблазнителен, чтобы можно было удержаться. «В то время я трахал всё, что движется», — признавался он впоследствии своему гуру Ларри Геллеру. Впервые в жизни ему пришлось таиться от матери, которая тревожилась за него, когда он отправлялся в дорогу, и просила звонить каждый вечер, чтобы рассказать, как прошел день. Разве можно сказать ей о том, что он пропускает через себя поклонниц, позабыв все наставления проповедников-пятидесятников, обрекавших развратников на геенну огненную? Глэдис конечно же знала о его оргиях: пресса разносила и раздувала слухи о его победах, но она закрывала на это глаза как понимающая мать, к тому же их отношение друг к другу всегда было пристрастным.
Элвис пользовался этим молчаливым отпущением грехов, не пытаясь скрывать своего удивления перед обожанием, которое он принимал, но не понимал. Шумная реакция женской аудитории во время его первых выходов на сцену его удивляла, а буйство, которое он вызывал своим появлением с весны 1955 года, просто ошеломляло, и он не уставал наблюдать за истерическим поведением девушек, явно готовых на всё, чтобы увидеть его, приблизиться к нему, дотронуться до него. «Когда фанатки бросали мне платок, я сморкался в него и бросал обратно. Я видел, как они прижимали его к сердцу, и мог быть уверен, что они ни за что не станут его стирать. Что это, если не поклонение», — рассказывал он позже.
В пятидесятые годы с той же отстраненностью он проводил опыт за опытом, по мере того как обретал уверенность и учился управлять игрой любви и случая: «Я вглядывался в Марлона Брандо, в беднягу Джимми Дина и, глядя на себя самого, в конце концов понял, почему девушки (во всяком случае, те, что помоложе) так к нам льнут. Им нравится наш мрачный и угрожающий вид. Не спрашивайте меня, почему им это нравится, но я знаю, что если улыбаться, никогда не покажешься им сексуальным. Добряка ни за что не запишут в бунтари».
Совсем молоденькие девушки бросались ему на шею за кулисами, но вечный подросток, завораживаемый зрелостью, испытывал потребность познать и женщин старше себя. Эта наклонность проявилась уже с первых его выступлений в клубе «Бель-Эр», вскоре после выхода пластинки «Всё в порядке», когда он неловко заигрывал с женой одного из музыкантов, бывшего в тот момент на сцене. Впоследствии, когда нагрянул успех, он не упускал случая попытать счастья с прожженными журналистками, которых забавляли его томные взгляды, но его горизонты расширились после того, как он ворвался в Голливуд.
В эпоху «девушек с обложки», гипертрофированного образчика женственности, которыми американские самцы оклеивали стены своих фантазий, Элвис быстро обнаружил, что в его власти проникнуть в мир, который до сих пор был недостижимой мечтой. Старлетки, встречаемые на съемочных площадках и вечеринках в Беверли-Хиллз, составляли промежуточное звено между этим миром и поклонницами, и он без зазрения совести воспользовался ситуацией, с детской ненасытностью множа легкие победы.