Элвис жив

Через пару минут Максим покидал магазин с новыми котлами на запястье. Взявшись за ручку двери, он оглянулся.

Старый еврей смотрел на него с улыбкой, но в этой улыбке не было никакой радости от удачной продажи залежалого товара. 

* * *

Когда Максим вернулся в «Приморскую», Герыч валялся в номере, на своей кровати, и курил.

В пепельнице набралось уже с десяток хабариков.

– Нервяк, что ли, колотит? – Максим кивнул на пепельницу. – Ладно бы Зяма, но ты-то!

Герыч спустил голые ноги на прикроватный коврик:

– Сам не врубаюсь, Максимильяно… Мандраж какой-то хреноватый напал. Как будто что-то непременно должно случиться…

– Что у нас может случиться? – Максим усмехнулся. – Микрофоны давно уже током не шибают, прошли те благословенные времена. В оркестровую яму в запале не свалишься – ее там попросту нет. А если и лажанет кто, так девяносто процентов зала этого даже не заметят. А если и заметят, то, кровь из носа, примут за новый хил в прежней аранжировке. Лепота!

Герыч не оценил юмора и растерянно покачал седой башней:

– Да не… Я не про концерт.

Фирменная шапочка его лежала на тумбочке.

Обычно ее место было на вешалке. Точно мужик слегка не в себе…

– Абстинентный синдром?

Герыч фыркнул:

– Ты его у меня когда-нибудь наблюдал?

– Тогда, может, с перелетом связано?

– Не. На борту самолета ничего такого не было. Появилось тут, когда уже в гостиницу вселились.

– Ну, разве что землетрясение предчувствуешь. – Максим улыбнулся. – Некоторые звери иногда предчувствуют. Уносят ноги вовремя.

Герыч поднял руку и беспомощно пошевелил пальцами.

– Сам не врубаюсь. Просто холодок какой-то между лопатками… – Он достал из пачки и прикурил еще одну сигарету.

– Между прочим, одна из стадий алкоголизма – когда неожиданный депрессняк наваливается. Или непонятно откуда взявшееся беспокойство.

Герыч снова фыркнул:

– Ляпнешь тоже! Мог бы спиться – давно бы спился… О, никак ты новыми котлами прибарахлился?

– Да, старые вчера остановились.

Герыч промолчал, хотя по его физиономии было видно: ему есть что сказать.

И Максим был уверен, что, раскрой басист рот, он бы выдал уже знакомое: «Плохая примета»…

– Слушай, Герыч, – сказал он неожиданно для самого себя, – тебе не показалось, что в последние сутки вокруг происходит что-то странное? Хрень какая-то…

Герыч округлил глаза:

– Ну, если и случилось странное, так это обещанный, но несостоявшийся шторм. Да и в гробу я его видал! Бывают у погоды и не такие выкрутасы. Тут, по крайней мере, никто не погиб. А некий Максимильяно даже получил возможность потыркаться по родным местам. Я бы поблагодарил Господа за такую возможность… Кстати, зазнобу-то детскую повидал?

– Какую еще зазнобу? – удивился Максим.

Вроде бы он никогда не рассказывал другу Герычу о Лене.

– Не прикидывайся шлангом, мужик! У всех у нас в детстве зазнобы имелись. Я свою как-то встретил, лет через пятнадцать после выпускного. Задница будто Тимохина бочка, а сиськи как арбузы. С трудом узнал. Страхолюдинус крокодилиус, у которой на тот момент родилось уже трое детей. Как представил себя рядом с ней, чуть дуба не дал. Лучше бы вообще не видел, твою дивизию!

– Моральная травма? – Максим не удержался от ехидной усмешки.

– Еще какая! – Герыч аккуратно раздавил в пепельнице очередной хабарик. Посмотрел на нее, покривился, встал и отправился с посудиной в ванную.

Послышались шум воды и шуршание бумаги.

В номер пепельница вернулась опустошенной и вымытой.

– Слушай, Максимильяно, пойдем-ка глотнем. – Герыч с чувством выполненного долга поставил пепельницу на тумбочку. – Внизу, на первом этаже, я кафешку заприметил. Порадуем душу, а?

– Платон по щам врежет!

– А мы без излишнего фанатизма. По бокальчику пивка перед обедом… Оно бы, конечно, лучше, кабы забегаловка прямо на нашем этаже имелась. Но нету, я уже проверил. А Платоша к себе потопал. Вместе с местными организаторами. Уж они-то там, к бабке не ходи, тяпнут.

В общем-то, если без фанатизма, можно и согласиться. Продюсер на это закрывал глаза – даже в концертный день. Сам ведь из бывших лабухов. Герыч же держал удар – мама не горюй! Про него рассказывали, что, даже набравшись по самые брови, он был способен молотить на своем басу без единой лажовой ноты. Даже и не подумаешь, что под мухой. И только когда снимал с плеча гитару, обнаруживалось, что он лыка не вяжет…

Впрочем, по его же словам, все это происходило во времена буйной юности, теперь он уже себе такого завода не позволял. Так что можно и вдарить по пивку…

Они покинули номер и рука об руку спустились на лифте в холл первого этажа.

Физиономия у Герыча сделалась почти благостной – и не подумаешь, что десять минут назад его колотил непонятный нервяк.

Протопали мимо ресепшена и ткнулись в двери с табличкой «Кафе».