– Я часто думаю о том, как люди допустили все это. Когда мы пересекли эту точку невозврата? История давала нам нескончаемое количество знаков о том, куда приводит бездействие, а сейчас мы так свыклись с тем, что есть, и порой сложно даже представить, что наша жизнь могла быть совсем иной. Положение властвующей элиты позволяет им определять условия, в которых будем жить мы. Они принимают решения, имеющие серьезные последствия для нас. Они определяют нашу реальность, делая все так, как выгодно исключительно для них. А что остается нам? Мы живем в атмосфере подавленности, всеобщего страха, мы боимся что-то менять, боимся отстаивать свое право на другое качество жизни… Все это слишком сложно. – Леви задумчиво смотрит в сторону, а затем добавляет: – Остается только вопрос, как во всем этом сделать выбор? Как говорили мудрецы прошлого – осознанная жизнь начинается с четким осознанием своей неизбежной смерти. Вот скажи, Юно, ты боишься умереть? – Он глядит на меня своим безумным и отчасти голодным до правды взглядом.
Его большие темные глаза, словно космические черные дыры, затягивают и искажают до ничтожных размеров. Энергетика у Леви давящая, сильная, поглощающая все – информацию, личностей, убеждения, правила.
Мне не нравится смотреть ему в глаза, поэтому я смотрю словно сквозь него. Его вопрос впервые заставляет меня по-настоящему задуматься. Боюсь ли я смерти? Думаю ли о ней? В какой-то момент ко мне приходит осознание, что даже смерть Джеро не повлияла на мое сознание так, как должна была. Боюсь ли я вообще чего-либо? С этими мыслями я смотрю в глаза Леви, позволяя себе погрузиться в вопрос полностью.
– Не знаю. Я правда не знаю, есть ли у меня страх смерти. Я сам не понимаю, что чувствую. Может, это из-за того, что в игре все стало настолько доступным, потому ощущение смерти становится чем-то обыденным, ведь достаточно зайти в тематический ивент, и ты умер, а потом заново воскрес. А может, дело и не в игре вовсе… Таблетки, которыми нас пичкают? Так называемые антидепрессанты… Может они влияют на психику, убирая самые примитивные человеческие страхи наравне с другими чувствами? Для чего на самом деле нас пичкают ими стабильно раз в месяц? Кто знает правду? Да и вообще… Сам подумай, осознанно выбирать смерть стало обыденностью в нашем мире. Более того, я даже особо о ней не думаю, поэтому и чувства страха нет. Кажется, что меня это обойдет стороной. В итоге я просто продолжаю свою тайную молитву и предпочитаю смотреть в другую сторону. Во времена античности не существовало слова «смерть». Они называли ее переходом, тем самым делая это событие лишь частью большой жизни.
Я задумываюсь, и мы переносимся в другую локацию. Вокруг загружаются декорации. Комната представляет собой копию площади Репаблик в центре Парижа двадцать первого века. По центру, в окружении ухоженных парковых деревьев, стоит Статуя Республики, олицетворяющая свободу и братство. Место, где когда-то встречались люди со всего мира. Когда это еще было возможно. Вокруг кружатся голограммы скейтеров, сидящие на ступеньках музыканты, и офисные рабочие, сбежавшие во время ланча насладиться лучами солнца. Тут царит атмосфера жизни в самом чистом ее проявлении.
– Вот как было раньше. Почти свобода. Хотя куда там. Это чистая свобода, которая была доступна разумному человеку за всю историю земли, – говорит Леви.
Я осматриваюсь по сторонам, представляя, как все это существовало когда-то и в реальности.
– А что мы могли бы сделать, чтобы мир снова стал таким, как раньше? – усмехаюсь я.
– Мы уже это делаем. Вся суть моего движения направлена именно на это. Но обо всем по порядку: если не говорить о том, как пропаганда в военное время превратилась в сферу связи с общественностью, и уже без силового вмешательства корпорации получали все… Под видом демократического освобождения. По мне, один из важных и переломных моментов в сознании людей произошел во время череды эпидемий. Резкое ограничение свободы, стремительный разрыв между классами, так называемый «Эффект Матфея»:
Я мысленно перевариваю все, что сказал Леви, и добавить мне нечего.