Эмансипированные женщины

— Но есть и такие, которые не реагируют на свет, слепые. В какой-то мере это компенсируется тем, что рядом с ними живут люди с исключительно острым зрением, которые без оптических стекол видят спутников Юпитера. Точно так же существуют люди с исключительно сильным духовным началом. О душе и о сверхчувственном мире они рассуждают так же легко, как мы с вами о Саксонской площади, на которую я сейчас смотрю. Свойственное человеческой натуре отвращение к небытию кажется тем более удивительным, что человек представляет себе небытие как глубокий сон. Ведь крепкий сон так же привычен для нас, как и бодрствование. Более того: крепкий сон — это очень приятная вещь, а жизнь, бодрствование, напротив, порой полны страданий. Тем не менее, от мысли о вечном сне мы приходим в ужас, тогда как мысль о вечном бодрствовании, пусть даже не лишенном огорчений, наполняет нас отрадой. Итак, небытие противно человеческой натуре, а стремление к вечной жизни свойственно почти всем людям. И если существует такая философская школа, которая верит в небытие и провозглашает его во всеуслышание, то она должна располагать неопровержимыми доказательствами. Ведь убеждают не те, кто разделяет общую веру, точнее общий инстинкт, а те, кто указывает новое направление. Вы, я думаю, уже убедились в том, что система материалистических доказательств не только не имеет научной ценности, но и построена на таких явных нелепостях, что можно только удивляться…

— Я и начинаю удивляться, — перебил старика Бжеский, — но только тому, что вы рассказываете.

Мадзя смотрела на Дембицкого, как зачарованная, затаив дыхание.

— Я расскажу вам сказку, — продолжал старик. — Один ученый, удивившись, что простые люди увлекаются театром волшебных теней, решил изучить этот вопрос. Он отправился с этой целью на представление, но, чтобы не поддаться влиянию толпы, которая часто ошибается, знаете, что сделал? Залепил себе оба глаза!

— Что это вы выдумываете, пан Дембицкий, — засмеялся Бжеский.

— Погодите же. Сидит наш ученый с залепленными глазами, слышит звуки шарманки, аплодисменты и делает выводы. «По-моему, эти господа чаще всего аплодируют тогда, когда шарманка играет грустные мелодии, а смеются, когда она переходит на плясовые мотивы. Больше других оживлены зрители в первом ряду: ведь они сидят в мягких креслах. Когда показывали последнюю серию теней, в зале воцарилось торжественное молчание; это потому, что начал коптить фонарь и зал наполнился чадом». Что бы вы сказали о таком исследователе театра волшебных теней? — неожиданно спросил Дембицкий.

— Я сказал бы, что он дурак, — ответил Здислав.

— И были бы правы. Он глуп, этот исследователь, потому что наблюдал определенную группу явлений с помощью совсем не тех органов чувств, которыми нужно было пользоваться, более того, нужное чувство он исключил. А сейчас, — продолжал Дембицкий, — я расскажу вам еще одну сказку. Другой мудрец захотел изучить свойства света. С этой целью он зажег керосиновую лампу и проделал ряд опытов, из которых вытекало, что засоренный керосин дает меньше света, чем чистый; что свет усиливается, если поднять фитиль, и слабеет, если фитиль прикрутить, что свет слабеет и тогда, когда на конце фитиля образуется нагар или когда мы нажмем палочкой на фитиль, и так далее. Наконец он закончил опыты и на основании их провозгласил, что свет является функцией фитиля и керосина, что без них он существовать не может, что свет не имеет никаких других свойств, кроме тех, которые можно исследовать на фитиле с помощью винтика и палочки, что после сгорания фитиля свет исчезает, и так далее… Один знаток оптики возразил ему, что свет может существовать и вне своего источника, примером чего служат звезды, которые погасли много веков назад, а свет их до сих пор струится над вселенной. Что у света есть свойства, которых нет у фитиля: он отражается, преломляется, разделяется на составные цвета, поляризуется и так далее. Что, наконец, надо быть глупцом, чтобы отождествлять свет с фитилем или основывать оптику на исследовании продуктов сгорания керосина. Так вот, дорогой пан Здислав, в человеке существуют три разных начала: организм, который соответствует фитилю; физиологические явления, которые соответствуют пламени при сжигании керосина в воздухе; и, наконец, душа, которая соответствует свету. Душа обладает особыми свойствами, не зависящими от тела, для нее характерны особые явления, лежащие за пределами физиологии. Душа — не продукт переваривания и окисления пиши, а своеобразная форма энергии или движения, которые проявляются не в веществе мозга, а в какой-то совершенно другой субстанции, может быть, в эфире, заполняющем вселенную.

— Мне не совсем понятна цель этого сопоставления, — прервал старика Бжеский.