Эмбер Глоу: Око Бури

— Кадмар специально подсунул нам это корыто? — прошипела она, когда сработали стабилизаторы и чернота космоса сменилась коридором яркого фиолетового вихря. Но тут же осеклась.

Это было, было в прошлом, точно так она вела себя с Вигом, — но она изменилась, освободилась от гнева, отринула даже безобидные эмоции, чтобы достигнуть спокойствия — и бесстрастия в перспективе. И вот всего-то за несколько часов общения с миротворцами докатилась до презренной несдержанности.

Неужели и впрямь результаты многолетней аскезы пойдут прахом?

Оставалось надеяться, что страж её не услышал.

— Да уж, кейдор Огаро мог бы подобрать что-то поновее, — спутник вполз в кабину, держась за кресла одной рукой, а другой потирая ушибленную голову, и Эмбер с досадой осознала, что надежда не сбылась.

Чтобы замять неловкость, она поспешила сменить тему с деланой непринуждённостью.

— Итак, у тебя были какие-то вопросы, Азе… рено… прости, как тебя там?

— Норик.

— Ах да, Норик. Что ж, теперь и до самого Иссота я вся внимание.

«До самого Иссота, надо же было такое ляпнуть!» — раскаивалась Эмбер несколько часов спустя, ибо всё это время неугомонный страж донимал её разговорами. О Буре, и беместах, и об угрозе, о которой почтенные Хранители не удосужились его уведомить.

Следуя обещанию, странница, отвыкшая от долгих бесед, мучилась рассказом — и особенно от того, что ей приходилось вспоминать.

Сердце жгла едкая горечь, душу овеял сумрак. Последние призраки былого покоя неумолимо таяли под натиском воскресшей памяти. Оживших чувств. Отринутых страстей.

Она говорила, с трудом унимая дрожь, с ужасом осознавая, что слышит в молчании межзвёздной пустоты отголоски давно затихшей Бури.

8

Древняя аширская легенда гласила, что Вселенная «выкатилась из Бездны». Что бы это ни значило, но старинные карты изображали известный космос в виде колеса.

В центре — звёздная метрополия Аурориг: просвещённые миры, россыпь процветающих планет под благодатными светилами, среди которых ярче всего блистал светлый Файанель — солнце Алессиона. Изначально Алессионом назывался столичный город, где располагался Чертог, но потом он дал название целой планете.

От этой области, подобно спицам в колесе, простирались восемь тонких спиральных рукавов, изящно закрученных в правую сторону, как изображалось на мелких монетах, — восемь секторов Космической Федерации, объединённой под властью Совета правления Аурорига.

Пустошь Гаратина — чёрный космос, разлитый между секторами — представляла собой обширное необитаемое пространство, практически лишённое звёзд и планет. Изнутри оно выглядело как бескрайняя бездонная тьма, где время и пространство утратили смысл. В Пустошь можно было попасть, покинув пределы сектора или выйдя из сверхсветового коридора до прибытия по заданным координатам. Но вот выбраться было уже сложнее, ибо навигация в этой области представляла особые сложности, и многие корабли отчаянных путешественников исчезали без следа, попав сюда. Множество легенд повествовали о том, что на самом деле происходит в Пустоши Гаратина, но истина так и осталась покрытой космическим мраком. Некоторые верили, что это место находится на границе измерений, где реальность смешивается с иллюзией, и что оно имеет связь с другими мирами и временами. Как грот Менауту.

За Пустошью начинался Обод: кольцеобразное скопление дальних звёздных систем, тянущееся до самых туманных окраин — края Вселенной, — доминионы Аурорига. В последние века эти системы объединила Коммуна, зародившаяся в граничащей с Ободом области сектора Заграда. У членов Коммуны было какое-то странное представление о надлежащем мироустройстве, однако под её руководством регион достиг невиданного технологического прогресса и процветания.

Регионы Обода по-прежнему подчинялись метрополии Аурорига, но некоторые опасались, что они могут отделиться от Федерации, а это было чревато потерей множества звёздных систем. Некоторые советники видели в Коммуне угрозу, ибо именно Обод обеспечивал продовольствием центральные миры.

Дальше, за Ободом — только густая звёздная пыль, непролазная хмарь, сквозь которую не проходил ни один коридор, гиблая топь, где исчезали корабли смельчаков, решивших измерить её глубину. Здесь и кончался известный космос — и, как считалось, иного за ним не существовало.

Конечно, подобная космография в большей степени иллюстрировала примитивную мифологию, нежели отображала реальное устройство Вселенной, хотя и давала некоторое представление о взаиморасположении её областей.

И, конечно, были ещё межзвёздные тоннели, пронизывающие космическое пространство мириадами незримых дорог, по которым можно было плыть со сверхсветовой скоростью. В легендах, опять же, говорилось, что их построили Создатели, — но кем они были и как это сделали, не знал никто. Миротворцы считали рассказы о них опасными сказками, ибо хорошо знали, что всё сущее создано Светом и не может быть иного Создателя, кроме Него.

Эмбер начала с того, что в очередной раз объяснила, что не является беместой.

Что беместы — странствующие миротворцы, оставшиеся лишь в легендах.