Эмбер Глоу: Око Бури

— Простите, а… Вы правда Эмбер Глоу? — окликнувший её страж, тот самый мальчишка со ступеней, смотрел на неё сверху вниз и выглядел ещё более озадаченным, чем наутро.

Кажется, ни он, ни Тьюди ничего не заметили, и, потерев глаза, Эмбер снова увидела мир в прежних красках.

— Просто… — миротворец, рассматривающий её с интересом, замялся.

— Что, хорошо сохранилась со времён Бури, а? — в отличие от него, Тьюди за словом в карман не лез.

— Не так хорошо, как кажется, — усмехнулась Эмбер, толкнув его плечом.

— Ну, исхудала немного, не беда. Откормим, не в первый раз.

Одинокий смех верзилы быстро стих, и страж, окончательно стушевавшись, протараторил:

— Хранитель зовёт вас.

Молча кивнув старому знакомому, пришелица послушно встала и, накинув умиротворяющий капюшон, последовала за миротворцем.

— Беместа, так что же было в сообщении? — крикнул Тьюди вслед.

Страж удивлённо глянул на спутницу, но та не остановилась и не обернулась. Лишь плотнее надвинула капюшон и тяжело выдохнула:

— Эмбер Глоу. Мой позывной.

Ступая на шаг позади юноши по узкой садовой дорожке, пришелица снова погрузилась в размышления. Зрение не раз подводило её в прошлом. И только Виг помог ей восстановить помрачённую ясность восприятия.

Исцеление телесных очей, милосердно дарованное Светом вкупе с прозрением смежённых очей ума, спасло её от неминуемой гибели. И разве только её одну…

Она бережно хранила эти дары, проводя время в безмятежном созерцании на безоблачно-ясном пляже Элестрена, чьё сиреневое солнце неподвижно застыло над морем. Здесь дни не сменялись ночами, а таяли в шуме неторопливых волн, в мерном течении неуловимых часов.

Это был таинственный мир, куда странница попала через портал в священных руинах крохотного острова на планете Алессион — скрытое измерение, затаившееся под самым носом шумной столицы. Бево Беато направил её туда после Бури, зная, какую боль она в себе носила.

Она устремилась к Свету всем своим существом, подобно скудной и бледной поросли среди золотых песков отшельнического мира, избранного ею для уединённого совершенствования. Глядя на редкие травинки, чудом взросшие на сухой почве и непрочно держащиеся за неё крохотными корешками, она училась видеть в себе подобное создание: бренное, ничтожное, беспомощное в отсутствие живительного Света, но всё же взращённое и хранимое Им.

«Без Света я — только прах, возомнивший о себе невесть что. Пыль, метущаяся на ветру и рассеивающаяся без остатка…»

Она очистила разум от праздных мечтаний и весь свой гнев обратила против тёмных страстей, гложущих душу подобно голоду. Но этот голод, это стремление к безграничному — знанию, величию, могуществу — победила неизмеримая Премудрость Света, обличившая тщету суетных вожделений…

Безмятежность и беспечальность… Она обрела мир. Подлинный мир, мир в душе, а не тот, которым хотела когда-то владеть — преходящий и зыбкий, точно сон. Неужели нынешний разлад растревоженных памятью чувств отнимет у неё всё, чего она достигла?..

5

— Дормейд Азенориг Клет.

— А? — Эмбер забыла, что не одна, и, миновав бесшумную раздвижную дверь, чуть не врезалась в спину остановившегося стража.

— К вашим услугам. Можно просто Норик.

— Ага.

Только сейчас, очнувшись от раздумий, она сообразила, что стоит в одном из верхних залов Чертога. Высокий купол, поддерживаемый грациозными колоннами, огромные арочные окна, белые кучевые облака, застывшие в бесцветных орнаментах витражей.

— Простите, что не представился сразу… не хотел отвлекать, — спутник заметно нервничал, и ожидание, очевидно, было ему в тягость. — Хранитель должен быть с минуты на минуту.

Конечно, они поднимались сюда на лифте, а Эмбер даже не помнила как. Она нахмурилась: эта рассеянность не к добру. Залог безмятежности и бесстрастия — сосредоточенное созерцание. Не привязываться к миру и вовсе игнорировать мир — не одно и то же.

— Твоё смятение достигло вершин, — тёплый голос, раздавшийся за спиной, был полон сочувствия.

— Хранитель Беато, — разом обернувшись, странница со стражем склонили головы.

Он стоял у высокого арочного проёма, залитый ослепительной белизной невыразимо ярких лучей, что струились сквозь распахнутые витражные створки. Мгновение — и створки закрылись сами собой без единого звука, вернув окну прежний вид.

Только тогда Эмбер разглядела его: бывшего Верховного Хранителя, который возглавлял Чертог во время Бури. За двадцать лет почтенный Бево Беато мало изменился. Разве что вместо расшитой золотом белой мантии на нём теперь было простое серое одеяние, а собранные в хвост волосы стали ещё длиннее и совершенно поседели. Но голос, неизменно пронизанный состраданием, от которого сжимало сердце, и пронзительно-ясные глаза были прежними.

— Времени действительно мало… Эмбер, — Бево Беато помедлил, произнося имя, и надолго задержал на её лице изучающий взгляд.