Эмблема печали

Здание вокзала было переполнено ожидающими пассажирами. Недовольное гудение голосов, чавканье, детский плач кругом. Не интересуясь наличием свободных мест на московские поезда, Коша в сопровождении Никона быстро миновал кассы и уперся в небольшую дверь с надписью: «НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ. ДИСПЕТЧЕРСКАЯ». Дверь была заперта изнутри и имела глазок. Никон сильно постучал, он уже решил сунуть прямо в глазок свое липовое удостоверение. Шум в зале ожидания вдруг усилился и приобрел какую-то вполне определенную окраску. Коша, ощутив неприязненный взгляд, обернулся. В беспорядочно движущейся толпе он почувствовал ненависть. Кто именно на него смотрел, не имело значения, в его сторону смотрели сразу несколько человек. Все это были пассажиры того вагона.

— Нам нужно пройти к начальнику станции! — сказал Никон, закрывая глазок удостоверением.

Когда дверь закрылась за спиной Коши и щелкнул замок, в нее тотчас постучали сразу несколько рук.

— Не открывайте, пожалуйста! — попросил Коша женщину, пропустившую их. — Не надо!

— Но я должна хотя бы посмотреть! — Женщина вырвала руку. — Пустите, больно!

За дверью слышались возбужденные голоса:

— Тот самый, это он, я его узнала!

— Он, он! Нужно милицию вызвать…

— Да пока они приедут…

— Откройте сейчас же! У вас там опасный преступник!

Глаза женщины округлились, она смотрела на Кошу и уже не тянулась к замку.

— Да, — сказал Коша. — Это я опасный! Огромная просьба, проведите-ка нас в кабинет начальника.

— А по какому вопросу? — с трудом проговорила она, наезжая спиной на стену коридора.

— По вопросу вагона! — сказал Никон. — Вы, наверное, плохо рассмотрели. — Он сунул уже ей прямо под нос свое удостоверение. — Вас ФСК беспокоит!

— А, тогда понятно! — Женское лицо мгновенно успокоилось, но приобрело замкнуто-злобное выражение. — Прошу вас!

Они прошли по коридору. Шум отдаленной перестрелки здесь полностью тонул в пощелкивании реле и гудении микрофонов. Сорванные голоса диспетчеров, грохочущие через далекие репродукторы, укрепленные над путями, казались почти ласковыми. Они перебивали друг друга, ругались, то и дело протяжно и неприятно звенел сигнал.

— Прошу вас! — Женская рука толкнула большую дверь, обитую дерматином. — Николай Петрович, тут пришли из ФСК по вопросу вагона. Я не хотела пускать, но что я могу с ними сделать?

— Из ФСК?! — послышался недовольный голос из кабинета. — Я занят. Пусть обождут минут двадцать.

— Не примете? — удивилась она.

— Обождут! — подтвердил голос из кабинета. — Не те времена сегодня, чтобы их бояться!

Краем уха уловив, как открылась дверь в кассовый зал и как осторожно прошелестели по коридору шаги пассажиров — почему-то никто из них больше не кричал в возмущении, все делалось тихо, — Коша сунул руку под пиджак стоящего рядом Никона и, выдернув револьвер, приставил его к голове женщины.

— Очень спокойно, очень-очень спокойно, — сказал он шепотом. — Крикнешь, убью!

— Бандиты! — взвизгнула женщина.

Коша не выстрелил. Револьвер только сухо щелкнул. Никон ворвался в кабинет, отшвырнув ногой дверь. Коша рукояткой револьвера оглушил женщину, и та мягко повалилась на пол.

— Так бы сразу и сказали! — поднимаясь из-за небольшого письменного стола, заваленного какими-то графиками и листами отчетов, сказал немолодой человек. Он покачал седой головой. Начальник станции был без пиджака, только в рубашке. Галстук топорщился поверх расстегнутого ворота. — А то — ФСК! Сразу бы так и сказали — бандиты! — Голос у хозяина кабинета был почти благодушный, он снял телефонную трубку. — Центральная…

— Не надо, дядя! — сказал Коша, направляя на него ствол револьвера.

— Центральная… — повторил в трубку хозяин кабинета и постучал по рычажкам. — Тут у меня такое дело, вооруженное нападение на кабинет начальника станции.

Телефон был мощный, и можно было различить прозвучавшее в ответ:

— С какой стати ему на тебя, Николай Петрович, нападать?

— Нет, серьезно! Вот он стоит и пистолетом машет!

Сунув свое удостоверение в карман, Никон хотел что-то спросить, но не успел, Коша выстрелил. Ударом пули начальника станции отбросило назад.

— Что там у тебя случилось? — спросил голос в трубке.

На белой рубашке медленно расплылось большое пятно, но начальник станции был еще в сознании.

— Дурачье! — сказал он тихо. — Стрелять не умеете…

— Где вагон? — спросил, склоняясь к нему, Никон. — Тот, что отцепили вчера от московского.

— Дурак! — прошептал тот, но приставленный ко лбу пистолет Коши немного изменил его настроение. — Куда-то мы его в тупик поставили. В диспетчерской нужно узнать…

В коридоре слышался шум шагов, стук открываемых дверей, возбужденные негромкие голоса.

— Николай Петрович, что у тебя? — гудело в трубке. — Говори громче, плохо слышно.

— У меня гости! — рявкнул в трубку Коша.

— Уходим?

Никон попробовал открыть окно, за которым была видна пустая платформа, но шпингалеты оказались намертво вбиты. Окно не открывалось.

— Пусти!