Эмблема печали

— Скорее уж сын. — Алексей грустно улыбался. — Неужели ты до сих пор не поняла? Ему отвечал мой персональный компьютер. Я на всякий случай зарезервировал телефонный номер, и синтезатор по первому требованию выдал соответствующий текст. Давай мы потом об этом поговорим.

— Но если он не… то почему?..

Остановившись посреди площади, Лида смотрела на белую машину. За стеклом машины на заднем сиденье она ясно увидела знакомое женское лицо.

— Смотри, это же Марина!

— Где?

Белые «Жигули» развернулись и покатили прочь. Задний номер так отблескивал фонарным светом, что толком не разобрать.

— Там была эта Марина! — сказала Лида. — Я ясно видела. У меня глаз художника.

— Все равно они уехали, — сказал Алексей. — Пойдем куда-нибудь поедим. Страшно жрать охота. Нам еще придется вернуться сюда.

9

«Не будут они здесь тир устраивать… Не станут. Мы же можем и в сторону зала ожидания пальнуть… — прижимая ствол к голове Никона, думал Коша. Он медленно двигался вдоль цистерны. — Они на нас потом нападут. На паровозе, наверное, спрячут несколько человек! Не страшно…»

Поднявшись по черной лесенке наверх, на паровоз, Коша вынужден был ждать, когда Никон также сможет подняться. Никону это было трудно. Одна рука его повисла плетью, а в другой он сжимал небольшой арбуз. Арбуз выскальзывал, но Коша успел уже объяснить, что пакетик, скорее всего, внутри этой бахчи, и выронить его Никон не мог себе позволить.

— Пошел вон! — сказал Коша и, двинув рукояткой пистолета машиниста по затылку, спихнул его вниз.

— А ты с машиной с этой справишься? — спросил Никон, осторожно опуская арбуз на пол и сам присаживаясь.

— Ты справишься, — сказал Коша. — Я покажу, на что нажимать.

— Почему я?

На Кошу глянули снизу измученные глаза.

— Потому что я пока пойду пошарю в угольной яме. Мне почему-то кажется, что нам в уголь гадости подмешали.

— Думаешь, взрывчатка в антраците?

Бросив несколько лопат угля в топку, Коша потянул за что-то, и судорожный, невыносимо громкий гудок наполнил воздух. Фара паровоза вспыхнула сильнее, впереди на путях можно было увидеть фигурку стрелочника.

— Вот эту рукоятку жми до упора! — показал Коша, осторожно перебираясь в угольную яму, повернулся и приложил палец к губам.

Паровоз рванулся вперед. Арбуз катался по полу под ногами Никона, и тот испугался даже, что бахча разобьется и порошок из пакетика просыплется на этот жирный от копоти, заплеванный пол, и придется по сантиметру под ураганным огнем снайперов отскабливать бритвенным лезвием героин и складывать в носовой платок.

Мимо пролетел встречный. Никон посигналил. Пламя в топке шумело, красно-белые языки лизали заслонку. Никону стало весело от всего происходящего, впервые в жизни он управлял такой большой чугунной машиной.

Спрятавшегося под слоем угля омоновца Коша нашел почти сразу, потом обнаружил и второго. Воспользовавшись двумя встречными гудками, он, неслышимый, шагнул вперед и, нажав ногой на лицо одного из омоновцев, выстрелил в голову другому. Под ногой неприятно шевельнулось, Коша отступил и выстрелил еще раз. Только вспорхнула черная угольная пыль.

— Ну чего? Есть еще кто-нибудь здесь? — спросил Коша, осторожно поворачиваясь на месте.

Ветер разодрал куртку на его груди, и почему-то Коша подумал, что прицепленная к отвороту серебряная лилия может отколоться и потеряться в этой угольной куче. Ему доставляло удовольствие, что «Эмблема печали» вновь приколота к его груди, и хотелось поскорее добраться до какого-нибудь города, до какого-нибудь магазинчика, пусть хоть жалкие скобяные товары будут или булочная, чтобы проверить еще разок, как она работает.

Раззадорившись, Никон опять потянул за шнур. Новый бессмысленный гудок сотряс воздух. Если бы автомат третьего омоновца не забило пылью, то он убил бы Кошу еще после первого выстрела. Не замеченный бандитом, он воспользовался теперь новым гудком и, отбросив испорченный автомат, с ножом кинулся на бандита сзади.

В позвоночнике Коши кольнуло, он повернулся от этой случайной боли, и нож скользнул по куртке. Ствол пистолета оказался приставленным к животу нападавшего. Выпущенная в упор пуля бросила его назад, но рука, неожиданно вцепившаяся в куртку Коши, задержала падение.

— Вот сучонок! — сказал Коша. Барабан был пуст. Оттолкнув раненого, он быстро перезаряжал револьвер. — Как же я тебя в темноте не заметил-то?

В руке омоновца была зажата брошь. Он стоял на краю платформы и покачивался. Омоновец покачивался на краю, но не падал.

— Шаг вперед! — сказал Коша. — Не волнуйся, сделай один шажок… Отдашь мне цацку, будешь жить! — Бледное лицо омоновца дернулось, он попытался удержать равновесие, но уже не смог и полетел вниз. Коша выпустил вдогонку пулю.

— Сволочь! — плачущим голосом крикнул он, вглядываясь в несущуюся темноту. — Сволочь! Цацку мою украл!

В надежде, что омоновец выронил брошь, видно было все-таки довольно плохо, Коша потратил несколько минут, стоя на коленях и разбрасывая уголь.

— Жми на тормоз! — приказал он, спрыгивая и вставая рядом с Никоном. — Давай!