Вообще ничего не было – если бы не взрыв, звуки кирки и газ, можно было решить, что все это им с женой привиделось. Сон такой дурной, на сытую после тушенки голову.
Вернувшись, он увидел Филю на полу. Противогаз она не сняла, судя по звуку, воздух проходил через фильтр, но ей было плохо. Совсем плохо – она не кашляла, она задыхалась, пытаясь скрюченными пальцами стащить с лица маску. В полутьме комнаты было видно, что руки и шея у нее выглядят как-то неестественно. Опухли, что ли?
– Зрачок! – Кат поднял ее на руки и обернулся. Ну да, на кровать. Да что ж происходит?!
Он приподнял край противогаза. Точно, лицо тоже раздулось, веки набухли и прикрыли закатившиеся глаза. Так, курс медицины, аллергические реакции, отек Квинке. Чертовы сволочи, ее спасать надо.
Кат почти бросил жену на постель, подлетел к ящику с лекарствами и, недолго думая, просто перевернул его на пол. Не было времени искать и выбирать, лучше так, из кучи раскатившихся упаковок бинта, блестящих блистеров таблеток, ампул и пулеметной ленты шприцев. Найти. Успеть. Вколоть.
Филя уже не кашляла, она хрипела, выгнув тело, руки бессильно молотили по кровати ставшими вдруг раздутыми, похожими на сосиски пальцами.
Тавегил? Ну пусть, лучше потом отыскать что-то еще. Кат отбил край ампулы и сунул туда хищное жало шприца. Набрал целиком и вколол, почти не глядя, в предплечье Фили. Или надо в вену? Не помнил.
Он ничего не помнил, а ведь учили…
Снова зарылся в разбросанные лекарства. Димедрол. Новокаин. Сколько же всего наизобретали покойники, сколько всякой дряни, а нужного нет. Ничего толком нет.
Ампулы разлетались в стороны, бились, хрустели под тяжелыми ботинками Ката, а он по-прежнему искал, оглядываясь на девушку. Кажется, помогло. Или он заблуждается – непонятно, но Филя почти перестала хрипеть. Правда, и дыхания через эту чертову маску не расслышать. И снимать нельзя, новая порция газа – и это точно приговор.
Таблетки в упаковках разлетелись по всему полу, словно здесь рванул маленький аптечный вулкан. Вот еще что-то антигистаминное. Или нет? Незнакомые названия мелькали перед глазами. Успеет, вот сейчас точно найдет. Еще укол, два. Прорвемся. Выдержим. Сучьи гексаграммы. Гребаный город. Ебучая жизнь… Нормальный же был набор лекарств, дай бог каждому, а что нужно – ну никак. Еще ампулу тавегила ей? А если лишняя?!
Филя жутко захрипела, сорвав больше ненужный противогаз. Ее выгнуло, словно от удара тока, приподняло и бросило на кровать с размаху.
Кат вскочил, не обращая внимания на сыпавшиеся с колен лекарства, и бросился к ней. Филя улыбнулась и что-то неразборчиво прошептала. Искаженное аллергией, оплывшее, не ее лицо дернулось и застыло, слепо глядя щелками глаз в потолок. Мимо Ката. Вообще мимо всего, что есть в этом мире, потому что она его покинула. Родовая татуировка на виске ярко синела на фоне натянутой розовой кожи.
– Зрачок… – с мольбой сказал сталкер. – Нет…
Ничего, что это скорее «бу-бу-бу» из-за противогаза. Она услышит. Она обязана услышать и ответить, иначе зачем это все было. Зачем он сам теперь и потом.
Он взял ее за руку, просунул свою ладонь под ее и вновь соединил гексаграмму. В последний раз, потому что ничего впереди больше не будет. И так сидел, не обращая внимания ни на что.
– Я же вспомнил, любимая, – тихо сказал Кат. – Помнишь, говорил, что вспоминаю одно старое стихотворение. Еще в детстве читал, начало в голове крутилось, а конец забыл. Теперь вот вспомнил…
В проклятом подвале под мертвым городом живой человек рассказывал умершему стихи. Странно, но бывало и не такое.
Печка медленно гасла от недостатка кислорода, потом в комнатку, опасливо держа сидевшего у тела сталкера на мушке сразу трех автоматов, нырнули люди в знакомых комбинезонах. Тоже уважали врага – впервые порчи надели бронежилеты и каски. Слепые глазницы противогазов поворачивались по сторонам, цепко примечая и показывая сразу всем оставшимся питомцам Гнезда происходящее.
– Я сдаюсь, – мертвенным голосом сказал Кат. – Подождите снаружи.
Питомцы переглянулись, обменявшись мыслями, которые сталкер больше не слышал, между собой и Гнездом. Один остался внимательно наблюдать, чтобы пленник не причинил себе вреда, двое других вышли.