Эмбрионы

Герман промыл ванную дезинфицирующим гелем, натер все до блеска. Зачем он пашет, как Золушка?.. Резко в заднем кармане джинс завибрировало; парень замер на секунду, а потом молниеносно протер руки полотенцем и ответил негромко:

– Да?

«Я что-то не понял, ты идиот?» – бесцеремонно прокричал человек.

– А что…

«Уронить пулю! Я не понял, мы с тобой тут в игры играем?»

Герман невнятно промямлил объяснение, расхаживая по комнате в барабанящем оцепенении.

«Хватит! Завались наконец… твою мать… – Он гаркнул, и динамик заскрипел лезвием по уху. – Герман».

– Да?

«Ты должен ее обезоружить».

– Чо? – переспросил парень, даже не уловив суть сказанного. Он нервно поправил волосы и присел на корточки. – Кого?

«Ярцеву».

Он отпустил пулю в его лобовое стекло, и весь фронтальный мир Кавалли рассыпался напрочь.

«Э? Куда пропал?»

– Я… ат… – Герман в замешательстве перебирал губами, но голова отказывалась строить связную речь.

«Слушай, ты, – грубо прикрикнул мужчина, – был договор – выполнять все».

– Но я просто не могу! – отчаянно крикнул тот, тыча себе в шею пальцами и чуть было не задыхаясь. – Она вообще не имеет отношение к этому, проблема с полицией. Она не при…

«Мне параллельно. Из-за нее тебя допрашивают! Ты понимаешь, что это уже не просто вопросики, как в тот раз? Я не смогу тебя выгородить, это конкретная куча навоза! – настаивал человек. – Убери Ярцеву, если не хочешь ее судьбы для себя. Все, отбой».

Звонок оборвался. Парень держал в дрожащих руках телефон и тупо на него пялился. Сглотнул, схватился за голову и…

– К черту. – Аппарат ударился о кафель, и экран раскололся. – Черт, черт, черт, черт… – трусливо шептал Герман, скрипя зубами.

Дверь хлопнула – он ушел. Минута, десять, сорок… дверь хлопнула – она вернулась.

– Ну и где он? – Софья ходила по темным комнатам, с опаской оглядывая углы и двери. Мало ли, этот идиот сейчас выпрыгнет и заорет. – Мальчик! Выходи.

Пусто и бездушно. В груди что-то екнуло. Какой-то пульсирующий удар; молотом или камнем, или, может, в нее врезался дезориентированный ангел?..

– Герман? – в надежде сказала женщина, услышав щелчок замка.

На пороге стоял он. Сняв промокшую вязаную шапочку, парень разулся и слегка поежился.

– Да, пока холодно, – подхватила Софья, продолжая завороженно наблюдать за его тенью. – Завтра оплачу ЖКХ.

Он молчал. Тень на стене стояла ровно, и единственное, что выдавало в ней человека, – нервное, испуганное дыхание.

– Может, включим свет? – осмелилась спросить женщина.

«Да ответь же мне! Скажи же хоть что-то! То не заткнуть – бормочет всю ночь о жизни и об Испании, – то застыл, как кубик льда, блин!»

– Не надо, – послышался охрипший, видно, простуженный мужской голос.

Свет фонаря немного падал на Софью; ее глаза так и бегали горящими искорками по странному (ой, странному…) рыжему щенку. Щенок наблюдал за этими искрами, и ему становилось плохо.

Он протянул к ней руки и резко, неожиданно прильнул к женскому телу, как ребенок к матери.

– Герман, не надо, – останавливала его Софья, как всегда, противясь приятному теплу.

– Я не могу… – проскулил тот, словно сейчас разрыдается.

– Что не можешь?

– Не могу сделать этого. Просто не могу.

Она аккуратно прикоснулась к его большой вздрагивающей спине и успокаивающе постучала ладонью.

– Пошли, тебе нужно в кровать.

– Нет, выслушай меня.

– Ты, видимо, простыл под дождем.

– Сонь, послушай…

– Герман. – Она приподняла его за щеки, и они все-таки увидели друг друга. – Все завтра.

Женщина довела парня до его дивана, расстелила постель, взбила подушку и… так, а где одеяло? На полу, что ли?..

– Прости меня. – Герман дернул ее на себя, неумело хватая тонкие губы своими. На пару секундочек они коснулись друг друга, поделились кто чем: один – теплом, вторая – ужасом.

– Нет-нет. – Софья отодвинулась, чувствуя необъяснимый страх.

– Пожалуйста, не выгоняй меня.

Она свела брови, и лицо задрожало в слезном припадке. Все бедное, надломленное существо тряслось, словно в лихорадке, которую можно унять только… чем?

– Но я не могу по-другому. Мне страшно.

Спасательная шлюшка

Ветер обдувал лицо, пробегался по и так шершавой коже. Вся эта сухость одолела с приходом зимы, так еще и увлажнение не помогает. Парк застыл, хотя, казалось, именно в этот поздний час здесь должны бродить заблудившиеся эксгибиционисты.

Черная фигурка съежилась на одинокой скамейке. Через пару часов выключат фонари, и еще сильнее похолодает.

«Что же я делаю? Убежала из собственного дома. Дура… да, дура! Идиотка!»

В голове газуют мысли-бульдозеры, вспахивая мозги. Хочется разорвать на себе одежду, стать в центр аллеи голой, вознеся руки к небу, и орать во весь голос. Орать так, чтобы ветки деревьев ломались.

«Это же была просто случайность, а я испугалась. Ребенок, что ли, подросток забитый?.. Да какого хрена?! Что он там себе додумал? Решил помочь мне? СПАСТИ?! – Мысли разом оборвались: женщина облизнула губы. – Как же я устала от тебя, Герман Кавалли…»