Эмбруддок (СИ)

   Не все заболевшие костной лихорадкой погибали. Выживала примерно одна треть. Остальных убивали сами соплеменники, соседи, оставляя трупы стервятникам, целые тучи которых теперь парили над селениями, ожидая следующей жертвы. Многие люди, боясь смерти, покидали селения, -- но лихорадка настигала их в дороге. Из умерших в пути только немногие получали свою могилу.

   Выжившие от болезни теряли треть своего веса и даже впоследствии не восстанавливали его, так как изменялась генетическая структура их клеток. Эта структура передавалась следующим поколениям. Такое сложение сохранялось до последнего лета Великого Года. А затем приходила ещё более страшная Жирная Смерть.

   Как бы в качестве компенсации за эти экстремальные сезонные диморфические изменения, оба пола на Геликонии были примерно одинаковы по росту и весу. Их вес составлял приблизительно 12 стоунов в старых земных мерах веса. Выжившие от костной лихорадки снижали свой вес до 8 стоунов. Она приспосабливала их скелет к новому весу -- и так было до тех пор, пока жуткая Жирная Смерть не приносила драматические обратные изменения.

   Аоз Рун был одним из первых, кто пережил новый цикл этой трагедии. После него многие миллионы были обречены на страдания и смерть. Некоторые племена, жившие в отдаленных уголках планеты, не испытали этого удара, -- но их потомкам было суждено жить в изменившемся мире, и у них не было шансов продолжить свой род. Две страшные болезни, порождаемые вирусом, на самом деле были одной болезнью, -- и эта болезнь, эта царица смерти, была одновременно и спасителем. Она несла на своем окровавленном мече средство для выживания человечества в необычных условиях жизни на планете.

   Дважды за Великий Год людям приходилось пролезать в игольное ушко, куда загоняла их вошь фагоров. Это была цена их выживания, их дальнейшего развития. Из смерти, из явной дисгармонии, из предсмертных хрипов и воплей рождалась чистая нота уверенности в том, что всё происходит так, как надо, что всё происходящее -- к лучшему. Но только те, кто смог сохранить веру в будущее, слышали эту ноту и верили ей.

* * *

   Когда замер скрип костей, погрузившись в мягкую глубину странной музыки, жгучие пустыни боли оросились блаженной влагой. Это было первое, что ощутил Аоз Рун. Всё, что предстало его глазам, когда к нему вернулась способность видеть, -- это скопление странных округлых предметов с размытыми очертаниями и неопределенными цветами. Для него они не имели смысла, да он и не искал его. Он просто лежал там же, где упал, с открытым ртом, неестественно прогнувшейся спиной, закатившимися глазами. Он ждал, пока сможет сфокусировать свой взгляд.

   Живительная влага ливня помогла ему обрести сознание. Хотя он ещё не мог управлять своим телом, он ощутил, что руки ему уже повинуются. Редкие мысли посещали его. Он видел бегущих оленей, себя, бегущего за ними, смеющихся женщин, Фреир, сияющий сквозь кроны высоких деревьев. Мышцы его сжимало судорогами, как у старого пса, лежащего возле камина и видящего сны.

   Округлые предметы постепенно превратились в валуны. Он лежал между ними, как будто сам стал частью неорганического мира. Он лежал с руками, закинутыми за голову.

   Превозмогая боль, он двинул всеми конечностями. Вскоре он смог сесть, упершись руками в колени, и посмотрел на реку. Странное удовольствие ощутил он, слушая звуки жизни. Он пополз на животе к берегу реки. Со странным удовлетворением он смотрел на безмятежно несущуюся воду. Пришла ночь. Он заснул, уткнувшись лицом в руки.

   Пришло утро. Свет двух солнц согрел его. Он встал, держась за жиденький ствол ближайшего дерева. Затем он повернул голову, удивляясь тому, что смог совершить это несложное движение. В нескольких ярдах от него, отделенный узким потоком, стоял фагор и смотрел на него.

   -- Значит, ты всё ещё жив, -- сказал он.

* * *

   За долгие века, теперь затерянные в древности, во многих странах Геликонии зародился обычай убивать вождя племени, когда у него появляются первые признаки дряхлости. Способ убийства был разным для разных племен. Хотя короли и вожди были посланы на землю самим Акха, жизнь их была ограничена. Как только у правителя появлялись седые волосы, или он лишался сил и не мог отрубить голову человека одним ударом, или не мог удовлетворить сексуальные желания своих жен, его душили, подавали чашу с отравленным вином или убивали каким-нибудь другим способом, принятым за обычай в этой местности.

   Точно так же убивали и тех членов племени, которые заболевали заразной болезнью. В те давние времена милосердие было неизвестно людям. Заразные болезни подвергались целительной силе огня. Причем на костер вместе с больным шла и вся его семья. Однако даже такое свирепое "лечение" не спасало от костной лихорадки и всё чаще разгорались костры, всё громче звучали предсмертные крики несчастных.