Эмфирио

От котелков, висящих на треножниках, исходил аппетитный аромат чечевичной похлебки с ветчиной. Под котелками трещали и плевались огнем ветки ежевичного дерева, дым растворялся в прохладном сумеречном небе... Походные звуки и запахи разбудили в подсознании Гила глубоко затаившийся нервный узел, что вызвало странную электрическую дрожь, волной пробежавшую по коже. Именно так, именно у таких костров сидели на корточках его древние предки — на Земле или на другой далекой планете, которой принадлежала честь называться прародиной человека.

Никогда еще еда не казалась Гилу такой вкусной. Подкрепившись и глядя в костер, догоравший под невероятно близкими небесами, Гил ощутил приближение чего-то важного и радостного, будто стоял на пороге откровения, нового понимания — понимания чего? Себя? Мира? Человеческой природы? Он не мог сказать наверняка. Откровение дрожало, неуловимое, на краю восприятия...

Прыгун-вожатый тоже вдохновился чудесной картиной ночного небосклона. Воздев указательный палец к звездам, он изрек: «Обратите внимание, все без исключения! Перед вами величие, превосходящее человеческое разумение. Заметьте, как блещут светила Мирабилиса! А за ними, чуть выше — крайняя ветвь галактической спирали, сотни тысяч миров! Разве это не внушает трепет?

Как по-твоему, Найон Бохарт? Разве открытое звездное небо не говорит с нами голосом, проникающим до мозга костей?»

«Говорит, еще как!» — заявил юный Бохарт.

«Нет ничего великолепнее, ничего торжественнее бесконечности мироздания! Даже если бы нам не было даровано Знамение, одного этого зрелища было бы достаточно, чтобы прыгать от восторга во славу Финуки!»

Недавно, просматривая вырезки и обрывки документов из папки Амианте, Гил наткнулся на строки философского диалога, с тех пор навязчиво будоражившие его воображение перед сном. Теперь, движимый наивным энтузиазмом, он произнес их вслух:

«В условиях бесконечности любая возможность, самая невероятная, реализуется».

«Возможность наличия или возможность отсутствия?»

«И того, и другого — и ни то, ни другое».

Вожатый, раздраженный тем, что его прервали, когда он пытался создать атмосферу благочестивого преклонения, холодно спросил: «Это еще что? Бестолковая многозначность мракобесия, непостижная уму!»

«А чего тут постигать-то, все проще простого! — презрительно протянул нахальный Найон, на год старше Гила. — Значит, все возможно — все, что угодно».

«Не совсем так, — возразил Гил. — В этом гораздо больше смысла. По-моему, это важно».

«А, сущий вздор! — буркнул вожатый. — Как бы то ни было... может быть, ты снизойдешь до разъяснения?»

Гил, внезапно оказавшийся в центре внимания, чувствовал себя неловко и никак не мог подобрать слова — тем более, что сам не вполне понимал сформулированный парадокс. Но лица, озаренные сполохами костра, ждали — все смотрели на него. Запинаясь, Гил застенчиво промямлил: «Мне кажется, что Вселенная, судя по всему, бесконечна, то есть... ну, в общем, бесконечна. Так что в каждом отдельном месте существуют свои условия, местные условия, и таких местных условий страшно много. Получается, что в условиях бесконечности существует бесконечное количество местных условий, так что где-то во Вселенной обязательно существует все возможное, даже если оно почти невероятно. Наверное, существует — я на самом деле не знаю, какова вероятность...»

«Чертовщина! — рявкнул вожатый. — Не наводи тень на плетень! Ты что, человеческим языком говорить разучился? Давай, просвети нас, неразумных».

«Ну, я имею в виду, что, может быть, в отдельных местах — просто потому, что имеется такая возможность — существует такой бог, как Финука, контролирующий местные условия. Может быть, даже здесь, на Северном континенте, или на всей планете. А в других местах богов может не быть. Это зависит, конечно, от вероятности существования того или иного бога». Тут Гил смутился и скромно добавил: «Только я не знаю, как рассчитать вероятность существования бога».

Вожатый тяжело вздохнул: «А тебе не приходило в голову, что человек, пытающийся угадать условия или вероятность существования бога, тем самым превозносит себя, ничтоже сумняшеся, над богом — как в духовном, так и в интеллектуальном отношении?»