Эмфирио

«Не забыл. Хотя ничего примечательного я не нашел. Моего размера в лавке оставался только наряд замболийского легионера».

«Сойдет. У меня костюм Пьеро. А Найон нарядится Дженгом, человеком-змеей».

«О! Бохарт тоже здесь будет?»

«А как же! Мы с Найоном партнеры, так сказать. Как ты, наверное, заметил, дела у нас идут хорошо».

Слегка нахмурившись, Гил прихлебывал пунш. Флориэль был достаточно дружелюбен и прозрачен. Слушая его болтовню, Гил мог расслабиться и отдохнуть. Найон Бохарт — совсем другое дело. Он всегда возбуждал у Гила смутную тревогу и в то же время боязнь ударить в грязь лицом. Гил осушил бокал. Придется полностью игнорировать Бохарта, не реагируя на провокации.

Флориэль схватил кувшин, чтобы налить еще пунша, но напиток кончился. «Эй, на борту! — позвал он, обернувшись ко входу в коттедж. — Не поленись, приготовь нам еще кувшинчик».

«Готовь себе сам, — отозвался капризный голос Сонджали. — Я хочу полежать».

Флориэль зашел в коттедж с пустым кувшином в руке. Послышалась приглушенная перепалка, после чего Флориэль появился с кувшином, наполненным до краев: «А теперь расскажи о себе. Как ты справляешься без отца? Не одиноко в старом доме на площади?»

Гил объяснил, что ведет умеренный образ жизни, благодаря чему кое-как удается сводить концы с концами, и признал, что в мастерской время от времени становится скучновато и одиноко.

Прошло несколько часов. Друзья закусили сыром и пикулями, после чего плюхнулись с веранды в реку, чтобы освежиться. Как раз когда они вылезали из воды, появился Найон Бохарт: «Здорово, здорово, черти вы мокрые! И Гил тут как тут, старина! Сколько лет, сколько зим? Привет, Сонджали! Восхитительное создание — особенно в облегающем влажном купальнике! Флориэль, ты ее не заслуживаешь».

Сонджали бросила на Флориэля злорадно-торжествующий взгляд: «Я ему на это уже неоднократно намекала. Он мне не верит».

«С этим придется что-то делать... Так что же, Флориэль, где бросить сумки? Опять в тесном, душном закутке? Ничего получше для бедняги Найона не найдется? Ну ладно, ладно, я не привередлив».

«Что ты придумываешь? — возмутился Флориэль. — Ты всегда требуешь лучшую кровать в доме — и всегда ее получаешь».

«В таком случае — лучшие кровати!»

«Да-да, разумеется... Ты захватил костюм?»

«А как же. Да здравствует бал-маскарад! Устроим самый блестящий, самый бесшабашный загородный бал в истории Фортинона! Можете на меня положиться... Что вы пьете?»

«Пунш с монтарадой».

«Я не прочь попробовать».

«Сейчас!» — вызвалась Сонджали. Изящно изогнувшись, чтобы продемонстрировать почти не прикрытые купальником формы, она подала Бохарту полный бокал. Флориэль с отвращением отвернулся — его происходившее явно не забавляло.

Неодобрение Флориэля нисколько не подействовало на Сонджали и Найона, продолжавших флиртовать весь вечер, обмениваясь откровенными взглядами и «нечаянными» прикосновениями, все более напоминавшими любовные ласки. Флориэль не находил себе места. В конце концов он обронил саркастическое замечание, на которое Сонджали ответила оскорбительной дерзостью. Флориэль потерял терпение и презрительно сплюнул в реку: «Делайте, что хотите! Я никому не начальник и не стал бы никого одергивать, даже если бы у меня была такая возможность. Хватит с меня начальства!»

Найон весело рассмеялся: «Флориэль, ты неисправимый идеалист, такой же, как Гил. Начальник в любом деле необходим и даже полезен. С тем условием, конечно, что начальник — я, а не кто-нибудь другой».

«Странно, — пробормотал Флориэль. — Гил говорит то же самое».

«То есть как? — искренне удивился Гил. — Ничего такого я не говорил. Я только обратил твое внимание на тот очевидный факт, что для совместного существования людей необходима организация».

«Совершенно верно! — заявил Найон Бохарт. — Парадоксальным образом, с этим не спорят даже хаотисты. А ты, Гил, так и остался лояльным иждивенцем?»

«Лояльным меня назвать трудно... Не знаю, еще не знаю. Чувствую, что нужно многому научиться».

«Не теряй времени. В тебе опять проснулся идеалист. Жизнь слишком коротка, чтобы предаваться философским рассуждениям. Отбрось нерешительность! Если хочешь взять от жизни все, что она может предложить, протяни руку и возьми, а не проси подаяния».

«Для этого нужна не только ловкость рук, но и резвость ног — на тот случай, если владелец предложенного жизнью обнаружит пропажу».

«Несомненно. Самолюбие не мешает мне трезво оценивать обстановку, а если наступает время уносить ноги, я бегу впереди всех. У меня нет ни малейшего желания быть героем или служить примером для подражания».

Гил усмехнулся: «По меньшей мере тебе нельзя отказать в откровенности».

«Откровенность — не самый постыдный из моих пороков. Собес подозревает меня в мошенничестве. Но доказать они ничего не могут».