Эмигрант. Испанская война

Так что же заставило недавних союзников повернуть оружие друг против друга? Как я понял, баски всю свою жизнь сражались не за идеи тех или иных вождей, а за собственную независимость. И в каждом новом конфликте они ожидали, что победитель в награду дарует её. На этой войне они поддержали республику именно потому, что «красные» предоставили Бискайи широкую автономию.

Вот и вся разница: наваррские рекете сохранили верность карлистким идеям и не стерпели гонения на Церковь; баски же закрыли на всё глаза, лишь бы получить собственную свободу. При этом в их частях имелись даже войсковые капелланы! Но справедливости ради надо отметить, что и в терциях рекете также хватало северных горцев.

Первым впечатлением на новом месте стало восхищение красотой природы. Я смотрел вокруг, затаив дыхание, сражённый потрясающим видом открывающихся картин. Холмы, покрытые зелёными лесами, плавно перетекали в горы, из которых, словно прорубившиеся клинки, торчали скалы, укрытые снежным покровом. Панорама горных хребтов стояла перед глазами на всей протяжённости горизонта, насыщенная зеленью лесного покрова. Этот вид завораживал. Хотелось просто сесть и смотреть, любуясь этой невероятной красотой, погрузившись в себя. А ещё сильнее хотелось, чтобы не было войны, а рядом, именно здесь, в этом месте, была женщина. Та, которая разделит всю твою жизнь, та, единственная, с которой ты хотел бы разделить это мгновение и эту красоту…

Но было и второе впечатление. Оно родилось в той части моего сознания, в которой я стал солдатом. И оно оформилось в следующую мысль:

«Здесь малопроходимые места. Значит, мы сможем атаковать не по всему фронту, а только на узких участках – перевалах, которые баски наверняка серьёзно укрепили».

И ведь моё второе предположение оказалось верным. Терция, в которой я служил, в составе наваррской бригады была переброшена под городок Очандиано. Здесь 30 марта должен был состояться мой первый бой на северном фронте.

…С предрассветных часов мы заняли позиции на переднем крае. Меня, да и большинство бойцов била нервная дрожь: волнение перед атакой подавить было сложно. Многие наваррцы молились, последовал их примеру и я, про себя читая немногочисленные молитвы, выученные ещё в детстве…

Деревянное ложе винтовки будто грело руку. Это ощущение было приятным, и крепче держа оружие в руках, я и сам как будто набирался смелости, успокаивался. Но мгновение спустя волнение перед боем вновь овладевало мною. И хотя я и имел боевой опыт, но месяц перерыва сильно менял сознание, приходилось снова учиться побеждать свой страх. Я ждал, я безумно яростно ждал сигнала атаки, чтобы броситься вперёд и убить его в себе!

Но вместо сигнала я услышал шум авиационных моторов в небе. Привыкший к внезапным налётам республиканцев на Пингаррон, я инстинктивно вжался в окоп, ожидая штурмовки. Но это были самолёты франкистов.

Не меньше девяти штук начали методично бомбить позиции северян, а три самолёта спустились на бреющие высоте и стали обрабатывать траншеи из пулемётов. Представляя, как сжимаются сейчас баски в своих укрытиях, не имея возможности защититься от смерти с неба, я злорадно усмехнулся, вспомнив республиканские штурмовки.

Где-то через сорок минут налёт закончился, и тут же загрохотали орудия. Одни били по траншеям, другие перемалывали ряды колючей проволоки, делая проходы. Наблюдая, как перепахивают снаряды позиции противника, наваррцы начали шутить и нервно смеяться. Волнение перед боем заменило облегчение и ложное ощущение лёгкой победы. …Сигнал атаки прозвучал для нас неожиданно.

Окопы взорвались традиционным испанским боевым кличем: «Сантьяго!!!». Рекете бросились вперёд.

Атака развивалась стремительно и неорганизованно, наваррцы бежали довольно плотными цепями. Это было первым нехорошим сигналом.

Вторым стала точная стрельба басков. Они не били из пулемётов, винтовочный огонь также был не слишком плотным, но при этом в наступающей цепи падали всё новые и новые жертвы. А это означало, что горцы тщательно ведут цели и метко их поражают.

И интуиция подсказала, что это не последний сюрприз.

Где-то за сотню метров, когда казалось, что атаку уже не остановить, и рекете бросились вперёд, словно полетели, по нам заговорило два станковых пулемёта. Сосем немного, но на этой дистанции их огонь был убийственно точен, а из-за близости к врагу наша артиллерия не могла накрыть вражеские огневые точки. Водяное же охлаждение «максимов» (их рокот я узнал по рассказам «дроздов») позволяло вести огонь практически без перерыва.

Первую шеренгу наваррцев кинжальный огонь пулемётов просто смёл, оставшиеся залегли. Я и многие другие бойцы открыли прицельный винтовочный огонь, благо громоздкие щитки советских пулемётов делали их различимой целью. Но и противники не остались в долгу, прицельно выбивая смельчаков.

Неизвестно, чем бы закончилась наш поединок. По крайней мере, ни один из «максимов» не замолчал. Щиток может и демаскировал пулемёт, но от винтовочного огня расчёт он защищал надёжно.