Эмигрант. Испанская война

Не имея возможности прийти на помощь, мы потеряли бойцов первых атакующих шеренг. Басконцы уничтожили их в жестоком ближнем бою. Я же, зажатый между камней, осознавал, что ещё немного, и контратака басков дотянется и до меня. Очередная попытка изготовить машингевер для стрельбы закончилась тем, что по мне начал бить ещё и пулемёт «красных».

И вновь командир терции сумел своевременно и грамотно среагировать. На нашем вооружении также состояли мортиры-бомбомёты, ветераны Мировой войны. Это оружие наваррцы не смогли эффективно освоить и применяли в основном при отражении контратак. Да и то, любую наступательную инициативу басков обычно подавляла артиллерия и самолёты.

Но теперь, очевидно поняв, что убийственный огонь ведётся с внутренней стороны скалы, командир подтянул к ней все четыре мортиры. Они стреляли надкалиберными снарядами, которые ложились совершенно неточно: одна из бомб накрыла своих. Но кто-то из офицеров терции выстрелил по пулемётчикам басков из сигнальной ракетницы, потом ещё и ещё, пока на нём не сошлись трассы обоих пулемётов. Но смельчак ценой своей жизни сумел дать точный ориентир мортирам. Бомбы начали ложиться прицельнее и через десять минут полностью подавили огневую точку противника.

Пока же противника на скале «отвлекала» наша артиллерия, я и ещё один «оживший» пулемётчик, сорвали контратаку врага. Я бил уже в упор длинными очередями, что вызвало заклинивание машингевера. Но главное, мне удалось прижать их к земле. Правда, ко мне полетели гранаты, одна разорвалась совсем близко, ранив осколками и крепко оглушив.

Горцы ещё могли развить успех, отбросить нашу «компанию» и соответственно, добить меня. Но, как и при Очандиано, вовремя брошенный в бой резерв переселил чашу весов в нашу сторону: рекете атаковали и смяли басков в штыковой схватке. На нашей стороне были численное превосходство и дикая ярость тех, кто выжил в «огневом мешке». Тем не менее, враги сумели отступить, а на поле боя осталось лежать 200 франкистов…

…На несколько дней я попал в санитарную часть. А в это время генерал Мола (командующий армией и один из лидеров фалангистов), оставил бесплодные попытки овладеть высотами Манария и попытался изменить направление удара. 17-го апреля мне вновь пришлось встать в строй.

…Этот день запомнился мне контратакой горцев. Они лезли вперёд под бешеным огнём. Мы слегка «зевнули», и безмолвно бросившихся вперёд северян не успела перехватить авиация. Артиллерия также била с оглядкой, так как противник подобрался слишком близко: имелась вероятность накрыть своих.

Но меткой и невероятно плотной стрельбой рекете остановили атаку врага. При этом горцы, будто одержимые, лезли вперёд, забыв об отступление. Бой окончился, когда прекратилось абсолютно любое шевеление с их стороны.

Я не пытался считать, скольких убил в том бою. Многих. Я не пытался вдумываться в то, что происходило со мной, не пытался дать оценку тому, что мне приходилось делать. Одна лишь попытка осмыслить последние дни вызывала такое душевное смятение, что в пору было подумать о том, как свести счёты с жизнью или дезертировать.

Некоторые солдаты находили какую-то отдушину в выпивке. Вообще-то, это строго запрещалось, и, если боец напивался, жестоко каралось. Но командиры также понимали, что напряжение нужно сбрасывать. Так что если всё было «по-тихому» и явственно пьяных утром не находилось, факт употребления спиртного старались не замечать.

В тот вечер я впервые в жизни «крепко посидел», очевидно, перебрав с дозой. Не так и много было выпито, но мой организм, совершенно не привыкший к возлияниям, быстро отказался повиноваться хозяину. Меня затолкали под нары, чтобы не попался на глаза офицерам.

Я спал, а во сне переплетались сладкие манящие образы: то я видел практически обнажённое тело купающейся Зои, то мир застилали глаза басконки, имя которой я даже не узнал. Вот я уже тянулся обнять девушку (не поймёшь кого именно), а внутри всё сладостно замирало…

Мой сон грубо оборвался стрельбой и бешеными криками. Вечером меня прикрыли тюками с каким-то тряпьём, теперь же эта «баррикада» не дала мне вовремя выползти. В этот момент в блиндаже началась схватка, которая практически тут же закончилась. Мою попытку выбраться остановила басконская речь (я уже отлично узнавал их диалект). Судя по разговору, их было двое, двое вооружённых и опытных бойцов. А у меня из оружия при себе был только окопный стилет! Оставалось молиться, что я и начал делать, исступлённо прося о спасении или хотя бы о достойной смерти.

На нары, под которыми я спрятался, уселось двое горцев. И из их разговора я понял, что это не новая часть, а горстка уцелевших при дневной атаке! Под покровом ночи они сумели скрытно подобраться к окопам, тихо снять часовых и без звука вырезать часть наваррцев! Когда же шум всё-таки поднялся, они ударили гранатами и подняли такую стрельбу из трофейных пулемётов, что рекете приняли их за свежую часть. А их была всего лишь горстка!