Эмигрант с Анзоры

— Вот именно. Желание управлять кем-то, желание иметь рабов, именно рабов — оно из самых древних и непреодолимых. Ну представь, что наркотики производятся промышленным способом. Для этого нужны квалифицированные люди — инженеры, химики, пилоты для перевозки. Причем не обкуренные до последней степени, иначе работать не смогут. Такими людьми управлять куда сложнее. Но не в этом даже дело. Жена или дочь инженера — пойдет, извини, в наложницы к наркобарону? Не пойдет. А так… понимаешь, видал я таких… вот сидит царек, вокруг него молодые девушки, мальчики, он над ними властен, может с любой или любым сексом заняться, может голову отрубить или повесить. Бунт исключен — дозы лишил, и все. На плантации сослал, а это — ад, как ты видел. С охранниками частью своей власти делятся. Сладкая это жизнь, Ланс… непреодолимо сладкая. Невозможно от нее отказаться. Отсюда все остальное…

Я помотал головой.

— Валтэн, я… у меня стало складываться впечатление, что миром все же правят экономические законы… А тут получается — вопреки им такое общество существует…

— А это часто бывает в истории, — согласился Валтэн, — экономика — это одно, а вот психология людей…

Мы замолчали.

— Но как же с Анзорой? — спросил я вслух.

— А вот этого я не знаю, — сказал Валтэн, — это, пожалуй, очень редкий и необычный случай.

Часть 4. Просто женщина

У меня не было никакого желания участвовать в танцах. Я просто этого не умею. Во всяком случае, так, как квиринцы — чего ж позориться…

А балкон у этого зала очень широкий. И чудная погода сегодня… конец лета. Теплынь… Сумерки. Над морем уже встала звезда. Это, собственно, Люцина, вторая планета системы, теперь-то мне это известно. Все равно — звезда. Лазоревая звезда. Привет, Арни.

Воздух — чистый, чуть солоноватый, прохладный. Это очень важно — воздух. В корабле воздух совсем не такой. И на базе. Даже хуже, чем в обычном помещении. Всегда как-то душновато. Когда после патруля возвращаешься на Квирин и вдыхаешь первый раз… выходишь из корабля и вдыхаешь — такое же ощущение, наверное, как у младенца, только что появившегося на свет. Только, конечно, не кричишь, возраст не тот. Но голова кружится.

Я уже две недели на планете. И кажется, до сих пор не привык.

Валтэн танцует с Мирандой — это вторая спасательница, мы ее и не видели тогда. Тоже красивая. И даже больше на Пати похожа — черненькая, смуглая, очень изящная. Вдвоем они такие курбеты выделывают… н-да, не думал даже, что мой шеф так умеет. Ну ладно… мы скромненько тут постоим. На море полюбуемся.

— Ландзо!

Я обернулся. Оливия… Облокотилась о поручень рядом со мной. В синих глазах отражается море. Лиловое, алое, фиолетовое… уже угасающий, уходящий закат. А Оливия, хоть и выше меня, но кажется теперь более хрупкой, женственной… ну да, все-таки в бикре женщина выглядит слишком уж богатырски. А сейчас, в этом платье из сирени и серебра, словно льющемся с плеч… красивая, подумал я. Очень красивая. И мне стало неудобно как-то. Как будто я не имею права даже постоять рядом с такой красивой девушкой.

Оливия обернулась ко мне.

— Вы еще три месяца, значит, летали? А у нас был самый конец дежурства. Ну и как, было еще что-нибудь интересное?

Я пожал плечами. Да все интересно… для обычных ско, может, и рутина, а для меня все — впервые.

— Ничего особенного, — сказал я наконец.

— Ты первый раз был в космосе? — Оливия внимательно на меня посмотрела.

— Да. Ты, вроде бы, тоже не выглядишь старухой…

— Это мой второй самостоятельный патруль, — кивнула Оливия, — до этого мы с Мирой учились… Но вообще я уже седьмой раз отработала.

Собака, сидевшая у ее ног, шумно почесалась. На пушистых ушах черного луитрена теперь были кокетливо повязаны желтые бантики. Надо же, спасательный пес…

— Тебе нравится работа ско? — спросила Оливия. Я кивнул.

Еще бы мне не нравилось! Я только, может быть, теперь себя человеком почувствовал.

Закат за морем погас уже окончательно. Лиловые полосы исчезли, и цвет неба быстро сгущался. В темнеющей синеве то и дело проблескивали чьи-нибудь быстро движущиеся цветные бортовые огни.

— Ты один на Квирине? — вдруг спросила Оливия.

— Да. Я эмигрант. С Анзоры.

— Анзора, — задумалась Оливия, — а, вспомнила… я не очень много знаю о твоем мире.

— Да нечего там особенно знать, — брякнул я. Оливия улыбнулась. Ее пальцы коснулись ласково моей руки.

— Ничего, Ландзо. Ты привыкнешь.

И мне так хорошо стало, словно теплая волна пробежала по телу… да что же это? А может быть… да не могу же я понравиться Оливии! В смысле, как мужчина… она — вон какая. Она и по здешним меркам — красавица. А я? Ну кто я такой? Ученик ско, недорослик какой-то, и поговорить со мной не о чем…

Но вдруг? Что у нее за глаза? И почему она так ласково на меня смотрит?

Вроде бы я не так уж много выпил… почему же в голове будто шумит?

— Ты хороший ско, Ландзо, — сказала Оливия, — мне приходилось уже работать с вашими. Ты не хуже других, и ты будешь работать. Ты не боишься огня… соображаешь быстро.