Эмигранты

Женька оглянулась, но Кольки опять не было рядом, зато из комнаты доносились странные звуки, как будто кто-то большой и толстый ползал по полу, сдвигая со своего пути мебель. Выглянув из двери, она увидела, что Колька устав дожидаться пока мать перестанет, как загипнотизированная, смотреть на краны и трубы, пользуясь моментом, принялся распаковывать чемодан. Отстегнув ремни и подняв крышку, он заглянул внутрь и, еле сдерживая нетерпение, выкрикнул:

– Ма, а где мои плавки?

Переодевшись в лёгкие майки и шорты, всё ещё хранящие запах стирального порошка, Женька с Колькой, держась за руки, спустились в опустевший холл гостиницы. Пройдя мимо «регистратуры», где сотрудники отеля сидели за высокой стойкой, переговариваясь в полголоса, наслаждаясь минутным покоем, вышли под такое ослепительно яркое солнце, что с непривычки у Женьки непроизвольно навернулись слёзы на глаза. Осмотревшись, они отправились на поиски пляжа, который, впрочем, удалось обнаружить без особого труда, для этого нужно было лишь пройти по узкой тропинке через небольшой тропический сад, полный стрекота и жужжания невидимых насекомых и далее следовать указателям с изображением человека, прыгающего в нарисованные волны. Изнывая от нетерпения, но и вместе с тем не решаясь отпустись руку, Колька тащил мать вперёд. Они прошли сквозь небольшую калитку, оплетённую диким виноградом, и оказались на берегу.

Необычное, почти гипнотическое впечатление производит море на людей, приезжающих откуда-нибудь из глубины суши, например из городов континентальной части. Люди останавливаются на берегу и часами смотрят на необъятное, открытое пространство, простирающееся до горизонта, что словно живое существо никогда не замирает и меняется каждое мгновение. Ничего подобного они не видели и не могли видеть там, в своих городах, где всё зажато каменными стенами и невозможно ничего разглядеть дальше следующего перекрестка, а от неба остался лишь небольшой рваный крышами лоскут. Да и с разнообразием там не очень хорошо. И как бы обитатели городов не старались приукрасить свою жизнь, но получается, всё равно, очень и очень скромненько.

Преимущественно наибольшими привилегиями при раздаче развлечений, почему-то, пользуется желудок, реже другие органы, которые мы здесь упоминать не станем, и почти никогда – голова.

Многочисленные кафе, рестораны, бары, закусочные во всех мыслимых и немыслимых формах и оттенках, выкрашенные в самые разнообразные цвета и расположенные в самых неожиданных местах, с музыкой или трансляцией футбольных матчей, ярко освещенные и с полутёмными залами, в подвалах и на последних этажах небоскрёбов, места, где к пищеварительному процессу добавляется ещё немного других раздражающих и отвлекающих факторов, с одной лишь целью – предать заведению определенное своеобразие и даже пикантность.

Но вся эта суета, яркость, шумность быстро надоедают, как только чувство голода исчезает. Посетители начинаю зевать, нервно ёрзать на стульях, сонно таращатся по сторонам, затем платят и, позёвывая, прикрыв ладонью рот, уходят, более не обращая внимания ни на меню, ни на щеголеватых официантов, ни на искусный дизайн помещений, ни на музыку и танцовщиц. На выходе ловят такси и разъезжаются по домам. И всё забыто. Перед глазами опять мелькают серые стены домов, а если поднять голову, чтобы отыскать взглядом ненавистную птицу, что попортила шляпу, замечают кусочек неба, удивляются его чистоте и яркому цвету, но немедленно опускают глаза, чтобы не споткнуться о бордюр.

Когда же эти люди волею судеб попадают на берег моря, то вначале имеют обыкновение впадать в состояние близкое к оцепенению, загипнотизированные безграничным пространством, открывшимся их взору.

Усаживаются на берегу и могут часами смотреть вдаль, наблюдая как волны скользят по поверхности, а ветер срывает с гребней белоснежную пену, и, достигнув берега, брызги взлетают, словно радужный фейерверк, а когда над поверхностью неожиданно мелькнёт плавник – вздрагивают, озираются на соседей, стараются в лицах других людей найти подтверждение тому, что это был не мираж и им не показалось… Сидят, смотрят и не едят, и не пьют при этом, и почти не шевелятся, но всё же не устают, а когда приходит время уходить, поднимаются и с сожалением оглядываются, а на следующий день возвращаются, и если не получается на следующий, то приходят через день, через неделю,…, но обязательно возвращаются. И, казалось бы, ничего особенного не происходит, всё как всегда: и ветер дует, и волны бегут, солнце светит, острова возвышаются через пролив, лодки скользят, но всё это живёт и движется, подчиняясь сложному ритму, меняется и никогда, никогда не повторяется.