— Дядя Костя, а разве вас не тянет на Родину?
— Родина, брат, там, где человеку лучше живется! Это все фантазеры про родину придумали. Ты живи, как вырастешь, по-моему — не прогадаешь! Мне что Китай, что Америка — все родиной будут, лишь бы мне хорошо было!
Дядя Костя старался туже набить мешок орехами, утрамбовал и мешок Леонида, отчего тому стало очень трудно тащить цеплявшуюся за кусты поклажу.
— Ты потерпи, — говорил дядя Костя, — как с горы начнем спускаться, так мешок сам тебя понесет. Это только в гору тяжело. А зато орехов сколько наберем! Ты с собой в дорогу возьмешь. Прожарим их и забирай, ешь на здоровье!
Вернулись домой с полными мешками орехов, которые потом долго очищали от всяких несъедобных добавлений. Затем тетя Ира насыпала их на противни и калила в духовке. Леонид раскусил несколько орехов — действительно они были очень вкусными.
— Ты сейчас их не ешь, — остановила его тетя Ира. — Когда поедете, заберете с собой в дорогу.
Уезжали на другой день. Утром Леонид обошел все полюбившиеся ему места, искупался в озерке, поплавал, прошелся вдоль берега быстрой речки. Жаль было расставаться с этой красочной природой, с веселой ватагой ребят, с которыми он подружился.
Когда уже стали выходит из дома к поезду, дядя Костя вспомнил:
— Ируся, а орехов ты, что же, Лене не дала? Давай, тащи скорее!
— Ох, совсем забыла, — спохватилась тетя Ира и быстро вернулась домой. Через некоторое время она вышла небольшим кулечком из газетной бумаги и протянула его Леониду.
— Вот, погрызете в дороге. — Сказала она. — Все же собственного сбора!
Так огромный мешок превратился в крошечный пакетик. Эта метаморфоза навсегда запомнилась Леониду и ассоциировалась с образами дяди Кости и тети Иры.
Вскоре после возвращения из Чжаланьтуня мать уехала в Харбин искать работу. Дядя Семен и тетя Зоя уговаривали ее еще пожить у них, устраиваться на работу с весны, но мать оставалась упорной. Леонида она согласилась оставить пока у дяди Семена. Уехала она вместе с Галиной и Николаем. У Николая должны были скоро начаться занятия в Политехническом институте, а Галина, по настоянию дяди Семена, все же согласилась сдавать вступительные экзамены в политехникум.
После отъезда матери Леонид перебрался в комнату Николая. Хотя и тетка и тятя относились к нему ласково и заботливо, Леонид чувствовал себя в доме чужим.
Перед отъездом мать сходила в школу и определила туда Леонида.
— Не знаю, когда мне удастся тебя выписать, — сказала она, — а пока надо учиться. Ты уж старайся не отставать. Дядя Семен за твое правоученье будет платить. Ведь здесь в школах обучение платное.
Тетя Зоя купила Леониду черные брюки и две черные рубашки со стоячими воротниками и медными пуговицами. Широкий кожаный ремень с большой медной пряжкой довершал ученическую форму. Фуражка была тоже форменная, с желтыми кантами и кокардой из перекрещенных листьев. Леониду форма понравилась, чувствовал он себя в ней подтянутым, стройным и несколько раз заходил в спальню тети Зои, когда той не было дома, и рассматривал себя в трюмо. Да, а когда он учился в школе в России, там формы не было, ходили кто в чем придется.
Дядя Семен форму одобрил, но сказал, что нужно купить еще шинель — ведь дело идет к зиме, в чем же он тогда ходить будет? Тетя Зоя купила и шинель — черную, с медными пуговицами в два ряда и желтыми кантами на рукавах.
Первый день занятий в школе начался молебном. Ученики стояли строем, по классам, мальчики по правую сторону, девочки по левую. Директор и учителя стояли впереди, ближе к аналою. Перед большой иконой горела лампада, дьякон раздувал кадило и сладковатый запах ладана растекался по залу. Отец Владимир, облаченный в ризу, казался особенно внушительным и торжественным. Возгласы он произносил каким-то особенно густым голосом, хор учащихся пел стройно, заученно.
Проповедь после молебна отец Владимир произнес на свою единственную тему — о поругании земли русской большевиками, попрании веры православной, и о том, что только эмигранты являются носителями верности православной Руси и будут оплотом освободительных сил, которые поразят сатанинскую власть большевиков. В заключение отец Владимир призвал учащихся быть преданными сынами и дочерьми веры православной, царя и отечества.
В тринадцать лет трудно, ох, как трудно, разбираться в политике. В России говорили, что царь и помещики угнетали народ, а большевики свергли их власть. Здесь все кричали, что большевики — поработители России и проклинали их на каждом шагу. Дядя Костя говорил, что Родина там, где хорошо живется, а в доме дяди Семена вообще не говорили о политике и о России, ровно их вообще не существовало. Так где же и в чем была правда?!