Эмиграция как литературный прием

И тут выяснилось, что фильм подвергся запрету дважды: кинотеатр в тот день отменил показ фильма. Лишь вспомнив обстоятельства смерти принцессы Дианы, я сообразил почему. Но в таком случае, с той же логикой, надо было бы запретить демонстрацию в соседнем кинотеатре ленты Дэвида Линча «Lost Highway» («Исчезнувшее шоссе»), где все тоже кончается дорожной катастрофой. По телевидению отменили, естественно, все комедии или фильмы ужасов — показывали лишь сентиментальные мелодрамы; но почему, в таком случае, не отменили рекламу автомобилей? Главный герой романа Балларда мечтает «столкнуться» с Элизабет Тэйлор, иконой 60-х годов. В наши дни он мог бы фантазировать в том же духе насчет принцессы Дианы.

Роман был написан четверть века назад, и 67-летний Баллард, культовая фигура английской литературы (в его прозе-галлюцинациях — еще и ужасы его детства, в оккупированном японцами Китае), в предисловии к новому изданию говорит с пророческой интонацией о «гибриде кошмара с рационализмом» в XX столетии. И дальше он выстраивает довольно спекулятивные, но крайне любопытные интеллектуальные гипотезы. Например, он говорит об узурпации будущего — настоящим: в том смысле, что радио, телевидение, видео и компьютерная техника превращают саму жизнь — в ее внешний образ, в стиль жизни, с готовым заранее рецептом, и поэтому будущим можно распоряжаться как еще одной альтернативой настоящего — нажатием кнопки. Такова, во всяком случае, иллюзия, но и сама эта иллюзорность превращает жизнь в «виртуальную реальность». Мир воспринимается как выдумка, как роман, как фикция, в то время как единственная реальность для нас — там, где, традиционно считалось, раньше было место лишь воображению и фантазиям, то есть у нас в голове. (Сейчас я вспомнил очередной афоризм Джеффри Бернарда: он говорил, что водка для него — единственный способ обрести трезвость ума.) В мире рекламных клише человеческий ум, обращенный в себя, пытается отыскать в глубинах собственной психики хоть что-то неповторимое, еще не растиражированное в миллионах копий, и поэтому склонен путать ненормальное — с оригинальным, предпочитая патологию — заурядности. Чем изощренней рационализм внешнего мира, тем активней он провоцируют человеческое сознание на нечто иррациональное. Извращенный секс для героев Балларда — это, в частности, их реакция на механистичность человеческих отношений. В самом романе Баллард идет еще дальше и говорит, что в нашу эпоху Иисус Христос кончил бы свои земные дни не на кресте, а в автомобильной катастрофе.

Эта мысль Балларда особенно провокационно звучала в дни похорон принцессы Дианы. У нас на глазах творился культ личности — в форме самой вульгарной идолопоклонческой пародии на христианскую иконографию. Еще недавно чернь (желтая пресса) презирала Диану больше, чем удивлялась ее скандальным выходкам и публичным признаниям. Не забывалось ничего: ее невежество и одновременно цепкость ума, ее романы с крутозадыми лейб-гвардейцами и финансистами, ее показная благотворительность при многомиллионном состоянии, ее поза гимназистки с челкой на глаза и взглядом исподлобья, ее ночные вылазки в шикарные и вульгарные ночные клубы, ее светскость и надменность при напускной эгалитарности — все это недоброжелательное, мягко говоря, отношение публики к Диане достигло апогея в связи с ее последним увлечением Доди Файедом — сыном жуликоватого, как утверждают его враги, нового владельца самого крупного, с викторианских времен, лондонского магазина Harrods. Какие только косточки тут не начали перемывать в народе: арабы, мол, воры, гарем — и все это, вместе со слухами об обращении в мусульманство, Диана преподнесла, мол, в качестве прощального сувенира перед новым браком семейству бывшей тещи в Букингемском дворце.

Первая реакция толпы злопыхателей на известия о катастрофе в Париже, после первого шока — перемигивание: «Дом Виндзоров может наконец-то спокойно вздохнуть». Но уже через сутки весь народ (я имею в виду все ту же желтую прессу) уже склонялся к тому мнению, что «эта немчура с греками загубили нашу английскую розу»: то есть Виндзорам припомнили даже то, что их настоящая фамилия, со времен королевы Виктории и принца Альберта, звучит по-немецки (семейство стало называть себя Виндзорами в Первую мировую войну из-за антигерманских настроений), и что муж нынешней королевы — отчасти греческих кровей. Даже традиционный гимн «God save the Queen» — «Боже, храни Королеву» («любимая песенка Ее Величества», как острили злые языки), предваряющий каждое официальное событие в Великобритании, — в начале поминальной службы в Вестминстерском аббатстве звучал настолько вызывающе (в свете семейного конфликта между покойной принцессой и королевской семьей), что лица в безмолвствующей толпе обрели чуть ли не агрессивно-враждебное выражение.