Читаем Эмиграция как литературный прием полностью

Политический подтекст партийной расфасовки географии давным-давно запутался. Собственно, от французов, если не ошибаюсь, и пошло это разделение в политике на левых и правых? В законодательной ассамблее те, кто были реформаторами и либералами, сидели слева от президента ассамблеи, а консерваторы, так сказать, справа. Но уже в разгар Великой Французской революции якобинцы с жирондистами стали рассаживаться не по левую и правую руку от президента, а по вертикали, так сказать: на верхних скамейках — радикал Робеспьер со своей тусовкой, а ниже — все остальные. Партия Горы, партия Предгорья и партия Долины.

Мой столик на горной вершине корпоративной иерархии под крышей отеля Hyatt Regency снова совершил полный круг. С четвертой, по-американски щедрой, порцией бурбона в этом баре начинаешь физически ощущать закон относительности и уже не можешь сказать: то ли ты вращаешься вместе с баром вокруг центральной стойки или Бостон за стеклянным цоколем вращается вокруг тебя? Вращается ли бар вокруг земной оси или весь глобус вращается вокруг бара? Есть ли общая точка отсчета координат? Моих студентов, бунтовавших против глобализации, газеты обвиняли в том, что в их бунте нет никакой общей идеи, в отличие от хиппи шестидесятых с их идеями свободной любви, прав человека, коммуны и всемирного братства. В ответ студенты отмечали, что, если ты борешься против глобализации, у тебя не должно быть общих идей, кроме борьбы с обобщениями. Собственно, хиппи шестидесятых тем и запомнились, что в свою очередь нарушили традиционные рубежи между правыми и левыми.

За примерами ходить недалеко: не надо было даже вставать из-за столика. В правой руке я держал стакан с бурбоном, в левой газету The Boston Globe («Бостонский Глобус»), где сообщалось, что именно в этот момент, на другом, Западном, берегу Соединенных Штатов, в точно таком же отеле Hyatt Regency, но в Сан-Франциско, Рам Дасс выступал перед толпой поклонников чуть ли не в две тысячи человек. В эпоху «свингующих шестидесятых» Рам Дасс носил имя Ричарда Альперта, профессора психологии в Гарварде. Но из Гарварда его уволили (в 1963-м) за участие в психоделических экспериментах с наркотиками под руководством гуру психоделики Тимоти Лири, чьими друзьями, воспитанниками и последователями были и Алан Гинсберг с битниками, и британские «Битлз», и все, при этом, социалисты. Теперь я понимаю, почему Гарвард в те годы назывался «Москва на реке Чарльз». Но из этой «Москвы» Ричард Альперт, как и вся эта компания, удалился — но не в Москву: с головой ушел в другой Восток — в восточную мистику, потом уехал в Индию, стал называться Рам Дасс и написал культовую книгу на эту тему под названием «Сейчас и здесь» с философией: остановись, мгновенье, ты прекрасно! Закончились все эти эксперименты тем, что Рам Дасс слег с тяжелейшим инсультом. Ему грозила афазия — потеря лексической памяти, утрата способности выражать свою мысль в словах. Но он преодолел этот недуг и вот, весной этого года, выпустил в свет книгу под названием «Всё еще здесь». Ее презентация и состоялась в отеле Hyatt Regency в Сан-Франциско, где Рам Дасс поделился с присутствующими несколько двусмысленной мудростью: «Поразительно, как мало требуется прошлого для нынешнего момента».

Когда-то я думал, что переписыванием прошлого под настоящий момент (как сказал бы Айзенберг — «с будущим в обнимку», или — «похлопывая прошлое по плечу») занимался только т. Сталин. У него, кстати, тоже были проблемы с левизной в коммунизме. Дело в том, что в Кремле никак не могли решить, по какую сторону от мумии Ленина класть мумию Сталина? По правую руку или по левую? Как жену или как мужа? В конце концов этих двух любовников пролетарской революции решили разлучить: Сталина из Мавзолея просто-напросто удалили. Сколько было разговоров на эту тему, сколько тут было скрыто символов и предназначений. И в Гарварде эта тема тоже муссировалась. В Гарварде я читал свою лекцию на отделении университета под названием Davis Center. Со стен лекционного зала на меня глядели фотографии легендарных членов-основателей этого центра. Всплывали почти мифические имена: Ричард Пайпс, Адам Улам — киты кремлеведения. Мыслящая интеллигенция зачитывалась статьями этих талмудических толкователей противостояния Востока и Запада. С каким трепетом мы вчитывались в каббалистические расшифровки тайных интенций и загадочной машинерии мистического Политбюро за готическим железным занавесом. Блаженная эпоха, когда все знали, кто прав, а кто виноват. Как быстро все это куда-то грохнулось, как будто с тридцать третьего этажа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза