Эмили и раньше бывала в музеях и картинных галереях. Её мама не пропускала ни одной новой выставки и пыталась приобщать к изобразительному искусству всех своих детей, но Юла, Лори и Стриж вечно ныли, что им это неинтересно. Только Эмили с удовольствием ходила с мамой на выставки. Это было их особое время, предназначенное только для них двоих. Часто после музея они возвращались домой и ещё долго сидели в мастерской у Евы – по-прежнему только вдвоём, – пили горячий шоколад и рисовали. Ева делала эскизы новых красивых нарядов, а Эмили сидела на полу под маминым портновским столом и рисовала всё, что придёт в голову, цветными карандашами на огромных листах бумаги.
Ева однажды сказала, что она очень рада, что хотя бы один из её детей разделяет её страсть к искусству. Эмили задумалась. Она явственно слышала в голове мамину реплику из того разговора, когда Стриж заявил, что он лучше съест дождевого червя, чем снова пойдёт в музей. Хотя бы один из моих детей… Мамин голос звучал непритворно. Эмили улыбнулась. От этого воспоминания её сердце наполнилось тихой радостью. Всё-таки в чём-то она мамина дочка. Да, её любовь к рисованию не унаследована от Евы, но Эмили провела много часов в маминой мастерской и училась рисовать, копируя узоры на тканях, с которыми работала Ева. С самого раннего детства. Сколько она себя помнит. Можно сказать, она выросла в маминой мастерской, впитав в себя её творческую атмосферу. Это ведь тоже считается, правда?
Конечно, считается. Если бы Ева сейчас была здесь, она бы велела Эмили забыть о листочках с вопросами викторины, которые им раздала миссис Донт, и просто ходить от картины к картине, пока не найдётся такая, которая сразит тебя с первого взгляда. Эмили решила, что мама была бы права, но ей не хотелось получить двойку за невыполненное задание. Если они вдвоем с Рейчел быстро ответят на все вопросы, потом можно будет спокойно смотреть картины, не отвлекаясь на всякую ерунду. Эмили прочла первый вопрос.
– Кажется, мы не в том зале.
Чтобы ответить на все вопросы, им пришлось обойти почти весь этаж, и когда они закончили с викториной – сосчитали количество детей на семейных портретах, записали имена лошадей, нашли всех улиток на натюрмортах, – даже Эмили стало подташнивать от живописных полотен.
– Готово! – радостно завопила Рейчел, записав на листочке последний ответ. Они с Эмили свалились без сил на деревянную скамейку, стоявшую посреди зала.
– А нам ещё не пора на обед? – спросила Рейчел с надеждой.
– Нет. – Эмили взглянула на часы и вздохнула. – У нас ещё час до обеда. Нам же сказали, что обедать мы будем попозже. Перед самым отъездом. Хочешь, пойдём поищем картины для сочинения?
– Не хочу. Но придётся. – Рейчел нехотя поднялась со скамейки. – Ты уже что-нибудь присмотрела?
Эмили медленно покачала головой, но она не слушала Рейчел. Что-то её захватило. Ощущение было смутным, но всё же настойчивым. В неё словно что-то вцепилось и тянуло куда-то: взывало к ней, обращаясь к той крошечной частичке магии, что поселилась в её душе. Эмили огляделась, пытаясь понять, что это было.
Ее внимание привлекло яркое пятно цвета в соседнем зале. Нет, даже не в соседнем зале, а в следующем за ним. Кусочек сверкающего голубого цвета, напоминавшего крылья бабочки.
Эмили улыбнулась. Теперь, когда она подумала о бабочках, она их увидела: крошечных голубых бабочек, искрящихся, словно пылинки на солнце, под лампой прямо у неё над головой. Бабочки устремились в тот дальний, зал, будто приглашая Эмили следовать за ними.
Она схватила Рейчел за руку и потащила за собой.
– Нам туда, – пробормотала она, забыв об усталости, голоде и о том, что её уже тошнит от живописи. Ей хотелось скорее увидеть, что там за картина с ярким голубым пятном.
На картине была нарисована девушка, стоящая в тени какого-то каменного здания: полуразрушенной башни или, может быть, старинной садовой беседки. Девушка смотрела в сторону, и было не очень понятно, то ли она от кого-то прячется – она чуть улыбалась уголками губ, словно думала, что нашла очень хорошее место, чтобы спрятаться, – то ли кого-то ждала. Эмили вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хочется, чтобы девушка на картине повернулась к ней. Ей хотелось увидеть её глаза. Эмили была почти уверена, что взгляд этой девушки скажет ей что-то важное.
Девушка была в красивом голубом платье – том самом пятне голубого цвета, которое «позвало» Эмили, – и волшебные бабочки засверкали ещё ярче и как будто влетели в картину и уселись обратно на платье. Шёлковая юбка слегка всколыхнулась, словно по саду прошелестел ветерок.
Девочки замерли перед картиной как заворожённые.
Эмили только теперь поняла, что по-прежнему крепко сжимает руку Рейчел.
– Она как настоящая, – прошептала Рейчел.
Эмили тряхнула головой и резко вдохнула. Казалось, она не дышала с той самой секунды, как впервые увидела этот потрясающий голубой цвет.
– Да, она удивительная…