Эмили из Молодого Месяца. Искания

Зима оказалась снежной, и на тропинке, ведущей к маленькому домику, лежали такие сугробы, что Эмили ни разу не смогла подойти к нему поближе. Но думала она о нем очень часто и радостно — о том, как среди снегов он ожидает весны, жизни и исполнения давних желаний…. В целом та зима была счастливым временем для всех. Дин не уехал, а его чарующая любезность заставила старых леди из Молодого Месяца почти простить его за то, что он Кривобок Прист. Впрочем, тетя Элизабет никогда не могла понять больше половины его высказываний, а тетя Лора ставила ему в вину перемену в Эмили. Эмили, действительно, изменилась. Кузен Джимми и тетя Лора видели это, хотя остальные, казалось, ничего не замечали. Часто в ее глазах было странное беспокойство. И чего-то не хватало в ее смехе. Он не был таким неудержимым, таким непринужденным, как прежде. Она стала женщиной раньше времени, думала тетя Лора, тяжело вздыхая. Было ли ужасное падение с лестницы Молодого Месяца единственной причиной этой перемены? Былали Эмили счастлива? Задать этот вопрос племяннице Лора не осмеливалась. Любила лиона Дина Приста, за которого собиралась в июне выйти замуж? Этого Лора не знала, зато она знала,что любовь не принадлежит к числу явлений, подчиняющихся простым правилам… а также и то, что девушка, которая так счастлива, как должна быть счастлива помолвленная девушка, не расхаживает часами взад и вперед по своей комнате в темноте, когда ей следует спать. Эти бессонные ночи нельзя было объяснить тем, что Эмили сочиняет рассказы, так как Эмили больше ничего не сочиняла. Напрасно мисс Ройал в своих письмах из Нью-Йорка уговаривала и отчитывала ее. Напрасно кузен Джимми потихоньку выкладывал время от времени на ее письменный стол новую «книжку от Джимми». Напрасно Лора робко намекала, что не стоило бы бросать писательскую работу, ведь начало было таким хорошим. Даже презрение, с которым тетя Элизабет объявила, что всегда знала, как быстро Эмили надоест этот труд — «непостоянство Старров, вы же знаете», — не ужалило Эмили настолько, чтобы она вернулась к перу. Она не могла писать… она никогда не будет даже пытаться снова начать писать.

— Я заплатила все мои долги, и у меня достаточно денег в банке, чтобы купить то, что Дин называет свадебной мишурой. А вы связали для меня крючком два кружевных покрывала, — сказала она, немного устало и с горечью, тете Лоре. — Так что… какая разница?

— Это… твое падение с лестницы… лишило тебя… твоих прежних честолюбивых надежд? — запинаясь, спросила бедная тетя Лора. Наконец она произнесла вслух мысль, пугавшую и мучившую ее всю зиму.

Эмили улыбнулась и поцеловала тетю Лору:

— Нет, дорогая. Мое падение с лестницы не имеет к этому никакого отношения. Зачем тревожиться из-за того, что так просто и естественно? Я собираюсь замуж, мне предстоит теперь думать о моем будущем доме и муже. Разве этим не объясняется мое нежелание думать о… других вещах?

Конечно же этим все должно было объясняться, но в тот же вечер на закате Эмили вышла из дома. Ей хотелось хотя бы ненадолго сбросить оковы, в которых тосковала ее душа. Подходил к концу апрельский день, теплый на солнце, холодный в тени. Даже в полуденном воздухе ощущался легкий холодок, а вечер оказался совсем промозглым. Сморщенными серыми облаками было затянуто все небо, если не считать чуть поблескивающей желтой полоски на западе, в которой на фоне темного холма стоял печальный и красивый молодой месяц. Казалось, в мире не было ни одного живого существа, кроме Эмили. Холодные тени, протянувшиеся по безжизненным полям, придавали весеннему пейзажу невыразимо унылый и траурный вид. Он вызывал у Эмили чувство безнадежности, словно лучшее в жизни уже осталось позади. Все, что Эмили видела вокруг себя, всегда оказывало на нее большое влияние… быть может, слишком большое. Однако она была рада, что это такой суровый вечер; любой другой стал бы оскорблением для ее мятущейся души. Она слышала, как за дюнами содрогается море, и на память пришли строки одного из стихотворений Робертса [37]:

Прибой серее скал,
И берег холодный пуст,
А в сердце имя то,
Что впредь не сорвется с уст.

Чушь! Жалкая, глупая, сентиментальная чушь. Чтобы больше этого не было!

II

За несколько часов до этого почта принесла ей письмо от Илзи. В нем говорилось, что Тедди возвращается домой из Европы. Ему предстояло отплыть на «Флавиане». Он собирался провести дома большую часть лета.

— Если бы только все было уже позади… прежде чем он вернется, — пробормотала Эмили.

Неужели ей суждено всегда бояться завтрашнего дня? Быть довольной сегодняшним днем, даже счастливой, но вечно бояться того, что может произойти завтра. Неужели ей предстоит жить такой жизнью? И откудаэтот страх перед завтрашним днем?