Эмили из Молодого Месяца. Восхождение

— Но почему ты не смотрел, как едят остальные, и не брал с них пример?

— Слишком был растерян. Но я вот что скажу... при всем их шике, еда была ничуть не лучше, чем у вас в Молодом Месяце... нет, даже не такая хорошая — ни в коем разе. Твоя тетя Элизабет готовит так, что запросто очко даст вперед всем кушаньям Харди... да и на тарелку они накладывают столько, что человеку еле-еле хватает! Когда обед кончился, мы вернулись в парадную гостиную... у нихона называется приемной... и дела у меня пошли уже не так плохо. Ничего из ряда вон выходящего я не совершил — только опрокинул книжный шкаф.

— Перри!

— Да он был такой хлипкий. Я прислонился к нему, когда говорил с мистером Харди, и прислонился, должно быть, слишком крепко, так как этот чертов шкаф опрокинулся. Но то, что пришлось поднять его и поставить книги на место, похоже, помогло мне сделаться раскованнее, и после этого я уже не был таким косноязычным. Дальше тоже все у меня шло неплохо... только иногда вырывалось жаргонное словечко. Честное слово, я пожалел, что не последовал твоему совету и не отучился от жаргона давным-давно. Один раз толстая старая леди согласилась с чем-то, что я сказал — у нее есть не только три подбородка, но и здравый смысл, — и я так обрадовался ее поддержке, что от восторга выпалил: «Молодчага!» И еще думаю, я немного хвастался. Неужели я слишкоммного хвастаюсь, Эмили?

Этот вопрос никогда прежде не вставал перед Перри.

— Да, — ответила Эмили искренне, — и это оченьплохая манера.

— Ну, потом мне стало вроде как стыдно. Я думаю, мне еще ужасно многому надо научиться, Эмили Я собираюсь купить себе книжку по этикету и заучить ее наизусть. Я не хотел бы пережить такой вечер еще раз. Но под конец все стало совсем неплохо. Джим Харди увел меня в свою берлогу, и мы сыграли в шашки. Я разбил его в пух и прах. С моим шашечным этикетом все в порядке, можешь не сомневаться. А миссис Харди сказала, что моя речь на дебатах была лучшей из всех, какие она когда- либо слышала от мальчика моего возраста, и захотела узнать, кем я собираюсь стать. Она отличная тетечка и здорово умеет создать светскую атмосферу. Это одна из причин, почему я хочу, чтобы ты, Эмили, когда придет время, вышла за меня: мне нужна жена с мозгами.

— Не говори глупостей, Перри, — высокомерно заявила Эмили.

— Это не глупости, — упрямо возразил Перри. — И вообще, самое время для нас прийти к окончательному решению. Ни к чему задирать передо мной нос только из-за того, что ты Марри. Когда-нибудь я буду стоящим женихом даже для Марри. Ну же, утешь меня в моем горе!

Эмили встала с презрительным видом. У нее, как у всех девушек, были свои мечты и среди них яркая, как красная роза, мечта о любви, но Перри Миллеру не отводилось в этих мечтах никакого места.

— Я неМарри, а Старр... и я иду наверх. Спокойной ночи.

— Подожди-ка секундочку, — сказал Перри с широкой усмешкой. — Когда часы пробьют одиннадцать, я тебя поцелую.

Эмили ни на миг не пришло в голову, что Перри действительно может сделать что-либо подобное — и это было очень глупо с ее стороны, так как Перри имел обыкновение всегда осуществлять все, что задумал. Но, с другой стороны, он никогда не был сентиментален. Она проигнорировала его слова, но задержалась на минутку, чтобы задать еще один вопрос о его визите в дом Харди. Перри не ответил на него. Часы как раз начали бить одиннадцать, когда она произнесла последние слова... и тогда он перекинул ноги через подоконник и очутился в комнате. Эмили слишком поздно поняла, что он собирается осуществить свой замысел. Она лишь успела нагнуть голову, так что Перри чмокнул ее, энергично и от души — в его поцелуях не было ничего утонченного — в ухо вместо щеки.

В тот самый момент, когда Перри поцеловал ее, и прежде чем у нее вырвались раздраженные слова протеста, произошло нечто совершенно неожиданное. Порывом ветра, ворвавшегося в открытое окно, задуло маленькую свечу, а в открывшейся двери столовой появилась тетя Рут, облаченная в розовую фланелевую ночную рубашку и держащая в руках другую свечу, свет которой снизу бил в ее окруженное венчиком из папильоток лицо, придавая ему зловещее выражение.

Это одно из мест повествования, где честный биограф чувствует, что не способен — если употребить старое доброе выражение — «воздать своим пером должное» этой сцене.

Эмили и Перри стояли словно окаменев. На миг окаменела и сама тетя Рут. Тетя Рут предполагала найти Эмили пишущей, как это произошло однажды ночью месяц назад, когда вдохновение посетило Эмили перед сном, и она, прежде чем лечь спать, тихонько пробралась в натопленную столовую, чтобы там записать свои мысли в «книжку от Джимми». Но увидеть такое! Надо признать, что со стороны происходящее действительно могло показаться более серьезным, чем на самом деле. Так что вряд ли стоит осуждать тетю Рут за ее негодование.

Тетя Рут сурово смотрела на незадачливую парочку.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она у Перри.

И тут Стоувпайптаун совершил ошибку.